Встретимся у Амура, или Поцелуй судьбы
Шрифт:
Поскольку Белла Викторовна нашла общий язык с начальницей колледжа и даже подружилась с ней, в Наташкином поступлении теперь можно было не сомневаться. Один Никита ходил с недовольным видом – покупку машины из-за репетиторов надолго отодвинули, – чему Наташка тихо радовалась, но виду не показывала.
Теперь Настя частенько делала уроки одна. Наталья больше не стремилась зарабатывать на математике четверки, а с остальными предметами она справлялась и без помощи подруги. Репетиторы старались не зря есть свой хлеб, поэтому у Наташки почти не было свободного времени. И подруги стали постепенно
Глава 32. Разговор с Лялькой
Наконец, наступили долгожданные каникулы. Правда, весной еще не пахло. В этом году каникулы начались на неделю раньше обычного: органы образования решили подсократить длиннющую третью четверть, чтобы дать школьникам побольше отдохнуть. Но в середине марта в их области обычно свирепствовали пыльные бури, когда бешеный ветер приносил из близких степей снег, смешанный с землей. Даже небо темнело, а на зубах скрипел песок. Поэтому на улицу носа было не высунуть – и волей-неволей приходилось заниматься. Тем более, что учителя не поскупились на задания.
Выглядывая во двор, Настя ежедневно обнаруживала на лавочке Акпера, поджидавшего Наташку. Та выскакивала из подъезда, и они вместе куда-то отправлялись.
– Но он же не лезет ко мне, – оправдывалась Наташка в ответ на Настины упреки, – мы просто ходим в кино или в кафе. Если только попробует меня лапать, я его сразу направлю. А пока – ну пусть ходит, мне не жалко. Он мне всегда мороженое покупает или шоколадку.
По закону подлости каникулы кончились, когда, наконец, проглянуло солнышко и ветер утих. Газоны быстро зазеленели, почки на жерделах порозовели, а небо стало высоким и ослепительно синим. Наступила настоящая весна, когда отчаянно хочется гулять и влюбиться, – а надо рано вставать и учиться.
– Ну, на фиг мне эти производные! – стонала Наташка, открывая задачник по алгебре, – я, наверно, в том колледже буду круглой отличницей. Скорее бы этот год кончился. Только бы пару не отхватить на годовой по математике.
После уроков она опять уходила домой со своим провожатым. Настя устала упрекать подругу и махнула на нее рукой. В конце концов, это личное дело Наташки. Нравятся ей эти ухаживания – ну и пусть.
С Вадимом ни в лицее, ни где-нибудь еще Настя не пересекалась, и боль от мыслей о нем как-то притупилась. Встретив однажды на лестнице Никиту, она поразилась выражению его лица: обычно веселый и самодовольный Наташкин брат выглядел мрачным и подавленным. Не прыгал, как всегда, через две ступеньки, а угрюмо плелся по лестнице и только кивнул в ответ на Настино приветствие.
– Что это с ним? – встревоженно спросила она подругу. – Заболел, что ли? Ходит, плечи опущены, даже нос повис.
– Хо! – радостно воскликнула Наташка. – У него такой облом! От ворот поворот получил – от толстой Светки. Она выходит замуж. За односельчанина, представляешь? И предложила Никите быть свидетелем в загсе. Братца аж перекосило от такой новости. Ой, как я рада! Вот она его уела.
– Но он же ее не любил. Чего же так переживает?
– Конечно, не любил. Какая тут может быть любовь – с бородавкой на носу. Просто ему досадно, что она первая его бросила. Молодчина! Я ее даже зауважала после этого. А у тебя что новенького – в личном плане?
– Ничего. Нет у меня никаких личных планов, – ты же знаешь.
– Да знаю, знаю.
– А если знаешь, чего спрашиваешь? Чтобы позлить?
– Да нет – я просто так. Даже не знаю, о чем с тобой говорить. Что ни спросишь, ты или ругаешься, или обижаешься.
– А ты не говори, если не о чем.
Настя отвернулась от Наташки и подошла к окну. Та собрала учебники и молча ушла к себе. А Настя вернулась к столу и продолжила решение дифференциальных уравнений.
Около четырех часов прилетела Лялька – позаниматься с матерью английским. Ученики у Галчонка постоянно менялись, и только Лялька дважды в неделю неизменно появлялась у них в доме.
– Лялечка, ты же в вашей группе английский знаешь уже лучше всех, – убеждала ее Галчонок, – тебе что, денег не жалко? Не нужны тебе никакие дополнительные занятия.
Но Лялька упорно продолжала являться и аккуратно оплачивала все уроки – за что мать к ней особенно благоволила: приглашала к столу и не возражала, когда отец отвозил припозднившуюся девушку домой. Настя тоже подружилась с рыжеволосой певуньей – тем более, что та, в отличие от Наташки, никогда не лезла к ней в душу с досужими расспросами. Наоборот, Лялька сама рассказывала Насте о своих многочисленных ухажерах, которыми вертела, как хотела, – но близко к себе никого не подпускала.
– Неужели тебе никто из них не нравится? – допытывалась Настя. – Этот Володя Пономаренко из вашей группы – он в тебя ведь безумно влюблен, невооруженным глазом видно. А сам такой славный. И еще этот беленький, не знаю его фамилию, за тобой бегает. Он, кажется, с третьего курса. Красивый такой: сероглазый, с темными бровями.
– Они мне все нравятся, – смеялась Лялька. – Нравятся многие, а люблю одного.
– И кто же этот счастливец? Я его знаю?
– Нет. Ни ты, и никто другой. Его знаю только я.
– А он тебе отвечает взаимностью?
– Ему нельзя. Он женат.
– Женат? – поразилась Настя. – Ты что, с ума сошла? Как это можно: любить женатого?
– Еще как можно! Я его безумно люблю! Люблю каждую его клеточку, каждую морщиночку! Я дышу им! Засыпаю и просыпаюсь с его улыбкой – уже почти год. Только он об этом не знает и никогда не узнает. Поэтому все наши студенты мне до лампочки.
– Наверно, это кто-то из преподавателей?
– Не спрашивай, все равно не скажу. Под пыткой не скажу.
– Ляль, но ведь это бесперспективно. Ты же не собираешься разбивать его семью?
– Конечно, нет! Буду любить, и все. Пока любится. А там – как получится. Ладно, забудь, что я тебе наговорила. А то еще ляпнешь кому-нибудь, и пойдут слухи по институту.
– Нет, что ты! Я чужие тайны не выдаю.
– А ты сама? – Лялька внимательно посмотрела на нее. – Почему все время одна? Неужели никто не нравится? Я смотрю: ты все дома да дома. Ведь весна – самое время на свиданки бегать. Вон твоя подружка – я ее частенько с этим черномазым вижу. Он кто: грузин какой-нибудь или чеченец?