Встретимся у Амура, или Поцелуй судьбы
Шрифт:
Как только Наташа смогла адекватно воспринимать окружающее, с ней стала работать психолог – красивая женщина с необыкновенно мелодичным голосом, его хотелось слушать и слушать. Она рассказывала девочке о судьбах многих пациентов. У некоторых они оказались еще тяжелее: одни остались калеками на всю жизнь, другие потеряли близких. Но они сумели справиться со своей бедой и вернулись к нормальной жизни. И она, Наташа, справится – ведь кроме моральной травмы, пусть даже очень тяжелой, руки-ноги у нее целы и здоровье не подорвано. В мире много зла, и не всегда удается
И Наталья, в душе которой изначально было заложено отчаянное стремление к счастью, постепенно стала оживать. Они с мамой договорились никому не рассказывать, что с ней произошло, даже Никите, – сказали только, что она была избита и ограблена. И попросили одноклассников не навещать Наташу. Те отнеслись к этому с пониманием и только передали через Настю фрукты и сладости. Наташа решила после выписки из больницы уехать к родственникам в Воронеж и там сдать экзамены за десятый класс. Вернуться только осенью и сразу пойти учиться в медколледж, куда ее уже фактически зачислили: в этом заверила Беллу Викторовну его директриса.
Мучителей девочки так и не нашли. Да и как их было отыскать, когда не имелось ни малейших примет. В одном все были уверены: это месть Гаджиева и его родни. Но говорить об этом вслух ребятам категорически запретили: ведь ничего не было доказано и никому не хотелось новых трагедий.
Но вокруг Гаджиева постепенно сгустилась атмосфера ненависти. С ним никто не разговаривал, а учителя держались вежливо, но сухо. Наконец директор лицея решился на тяжелый разговор с дядей Акпера. Он объяснил тому, что будет лучше, если мальчик перейдет в другое учебное заведение – для его же блага. Во-первых, программу он не тянет и все идет к тому, что экзамены за десятый класс не сдаст и останется на второй год, чего в их лицее никогда не было. А если, не дожидаясь окончания учебного года, перевести его в школу с гуманитарным или экономическим уклоном, там он, может быть, этот год вытянет. Во-вторых, обстановка в классе не способствует его успешной учебе и вообще взрывоопасна.
И дядя сдался. Тем более, что сам Акпер его об этом попросил – после того, как на его столе регулярно стали появляться карандашные надписи типа «ублюдок черножопый, убирайся, пока цел». Он пытался их стирать, но они появлялись вновь и вновь. Екатерина Андреевна, к которой он бегал с жалобами, только разводила руками: а что она может сделать? Сказать, что так поступать нехорошо, – но ребята и сами это знают. Тем более, что им известны поступки и похуже. Нет, она никого не имеет в виду, – но факты ведь имели место.
После ухода Гаджиева в классе стало как будто светлее. И хотя одноклассники по-прежнему ходили с убитыми лицами, временами их стали озарять робкие улыбки. Они ни разу не собирались с памятного классного часа, когда разговор о религии едва не перешел в кровавую драку. Наконец, наступило время, когда лицеисты сами решили поговорить о случившемся.
– Екатерина Андреевна, а у нас еще будет классный час в этом году? – обратилась к классной Танечка Беликова. – Нам так хочется пообщаться, поговорить обо всем.
– Да когда хотите, – охотно отозвалась та, – хоть сегодня. Я тоже соскучилась по нашим разговорам.
– Высказывайтесь, у кого что на душе, – предложила ребятам Екатерина Андреевна, когда все собрались в классе после физкультуры, – только, чур, никого не обижать и выбирать выражения поделикатнее. И самим на правду не обижаться, – а принимать к сведению и делать выводы.
– Ужасно Наташу жалко, – вздохнула Танечка. – Давайте придумаем, чем бы ее порадовать. Может, Настя знает, чего ей хочется?
– Ей хочется, чтоб ее оставили в покое, – сухо отозвалась Настя. – Представь себя на ее месте.
– Почему ты так уверена? – зашумели остальные. – А может, ей нужна поддержка?
– Потому что со мной подобное случилось год назад. Только я тогда сумела за себя постоять. Но все равно, меня ножом пырнули. Я после этого долго никого не хотела видеть – кроме родителей, конечно. Поэтому я очень хорошо ее понимаю.
– Тебя? Ножом? – Потрясенный Денис даже вскочил. – Кто?
– Расскажи, расскажи! – хором закричали одноклассники.
– Как-нибудь в другой раз. – У Насти не было ни малейшего желания делиться страшными воспоминаниями. – Но я тогда в школу не вернулась, доучивалась дома. Думаю, и Наташа поступит так же. Поэтому давайте не будем ей докучать.
Ребята притихли и задумались. Наконец Екатерина Андреевна прервала молчание:
– Как вы считаете, кто виноват в несчастье с Наташей? И можно ли было его избежать?
– Конечно, Гаджиев, кто же еще. Это он все подстроил, мы уверены.
– Я тоже так думаю, – согласилась классная. – Но только ли он?
– Виноваты мы с Наташей, – потупив глаза, признала Настя. – Она не должна была гулять с ним. А я мало ее отговаривала. Хотя меня одна студентка предупреждала, что все это может плохо кончиться. Так и вышло.
– Да, Настя, ты виновата, – согласилась Екатерина Андреевна. – Надо было все рассказать мне. Я же просила. Почему ты мне не открылась?
– Думала, обойдется. И Наташа просила никому не рассказывать. Честно, Екатерина Андреевна, я хотела с вами поделиться, а потом передумала. Какая же я дура!
И, положив голову на руки, она горько заплакала.
– Чего ж теперь плакать, – слезами горю не поможешь. Давайте договоримся: если вас что-то беспокоит, если есть предчувствие беды, – не молчите. Знаю, вы не любите обращаться за помощью к взрослым, – но это неправильно. Поймите, у нас больше возможностей предотвратить несчастье.
– Надо Гаджиева отловить и отлупить, – мрачно предложил Денис. – Накрыть куртками и отдубасить – мы в лагере так темную делали всяким гадам. Потому что ему ничего не будет: дядя отмажет. Хотя все понимают: это он натворил. Чужими руками, конечно.