Встретимся у Амура, или Поцелуй судьбы
Шрифт:
– Умница! – выслушав Настю, похвалила ее классная. – Молодец, что рассказала. Мы примем меры, чтоб больше никто не пострадал. Будем надеяться, что Наташенька найдет в себе силы вернуться к нормальной жизни, – она ведь такая жизнелюбка. Ничего, девочка, все постепенно образуется. В жизни плохое всегда сменяется хорошим. Раз плохое позади, значит, хорошее впереди.
Глава 35. Перемены
Несчастье с дочерью сильно отразилось на семье Белоконевых. Наташа теперь выходила из дому редко и только с братом или родителями.
Пару раз, возвращаясь из лицея, Настя видела незнакомых людей, звонивших в дверь Белоконевых. А однажды вечером Галчонок сообщила, что Наташкины родители продали свою квартиру и купили в другом районе. Вскоре они съехали.
Накануне отъезда поздно вечером Наташа сама пришла к Насте – попрощаться. Когда Настя открыла на звонок дверь, у нее заныло сердце: такой поникшей и потерянной она никогда подругу не видела. – Наташенька! – только и сказала она, протянув к ней руки. – Бедняжка моя!
– Ты знаешь? – Наташа резко отстранилась. – Откуда?
– Акпер.
– Он тебе сказал?
– Да.
– Вот сволочь! Ему мало, что он со мной сделал, так еще и растрепался. У, мразь поганая!
– Он сказал, что не виноват, что это все его дядя. Он ему только пожаловался, что ты отказала. А дядя решил тебя наказать и нанял этих бандитов. Вроде бы с ними уже расправились. Это было ужасно, да?
– Еще хуже! Ой, Настя! Ой, Настя, я этого никогда не забуду! Ой, как мне плохо! Я лежу… вся мокрая… а они надо мной измываются. Ой, Настя, как я хочу умереть!
Тут ее ноги подломились, и Наташа упала на пол, свернувшись калачиком. Настя кинулась к ней и крепко обняла.
– Наташенька! – Теперь они плакали вместе. – Наташенька, солнышко мое! Знай, я тебя люблю, люблю еще больше и всегда буду любить, – что бы ни случилось.
– Я знаю. – Наташа вытерла слезы, глубоко вздохнула и села, обхватив колени. – Я запишу тебе мой новый телефон, только ты его никому не давай, хорошо? И сотовый мне поменяли. Пожалуйста, никому не говори, что тебе этот гад сказал. Считай, что он все наврал. Мне там, в больнице сделали операцию, – я теперь такая, как прежде. Буду стараться все забыть, как будто ничего не было. Может, получится.
– И правильно! Забудь и не вспоминай.
– Что он тебе еще наговорил?
– Что любит тебя, что не хотел этого. А еще – что сбежал от дяди и едет к себе домой. Хочет там броситься со скалы. Нож мне давал, чтобы я его убила.
– Вот сволочь! Да это все слова! И правильно – пусть бросается. Пусть сдохнет, – так ему и надо!
– Наташа, а может, он не так уж виноват? Он ведь в этом участия не принимал. Только пожаловался, и все.
– Откуда это известно? Я ведь их не видела. Любит он! Если бы любил, не допустил бы такого. Ух, как я его ненавижу! Ладно, пойду, пока меня не хватились.
Она ушла. А Настя долго еще сидела на полу – все пыталась унять разрывающую душу жалость. Потом пошла на кухню, напилась валерьянки и завалилась спать.
На следующий день в квартиру Белоконевых наведались новые хозяева: молодая пара с родителями. Походили по комнатам, покрутили носом и громогласно заявили, что это старье их не устраивает, и они будут делать евроремонт: снесут перегородку межу кухней и гостиной, а также стенку между другой комнатой и лоджией. Все окна заменят на пластик, паркет сдерут и сделают «теплые полы», как нынче модно. А также навесные потолки. И поменяют всю сантехнику. Въедут, когда все будет готово.
А еще через день в доме начался нескончаемый кошмар. Прибывшие строители принялись дробить стены, – да так, что звенели все стекла и дребезжала мебель в квартирах. Грохот стоял невообразимый. Лестничная клетка, да и сама лестница, скоро оказались заваленными кусками стен – жильцы вынуждены были продираться между ними по узкому проходу, рискуя сломать каблуки или пораниться. Живший под несчастной квартирой Герой Советского Союза попытался выразить рабочим свое возмущение – на что их мастер, похлопав старика по плечу, позавидовал его тонкому слуху в столь преклонном возрасте и посоветовал затыкать уши ватой.
Целый месяц жильцы терпели эту вакханалию, полагая, что конец все же когда-нибудь наступит. Но он все не наступал и не наступал – и потому они начали потихоньку сатанеть. А когда веселые рабочие, уходя, забыли закрыть кран над забитой штукатуркой раковиной, и вода, не найдя законного слива, протекла до первого этажа, где совсем недавно был произведен дорогущий ремонт, дом взорвался. Явившихся на следующий день виновников потопа приперли к стенке и потребовали адрес хозяев. Те клялись и божились, что его не знают, – мол, хозяин сам к ним наведывается, а служит где-то в страховой компании. Но дотошный герой раздобыл-таки адрес в домоуправлении и даже номер телефона, после чего хозяин квартиры незамедлительно примчался и вместо того чтобы повиниться и расплатиться с пострадавшими, принялся орать, что больших жлобов ему встречать не приходилось.
За такое хамство жильцы дружно подали на новоселов в суд – даже сердобольная Галчонок подписалась под заявлением. Потрясенные молодожены заявили, что жить с такими подлыми соседями не намерены, и тут же выставили еще не отремонтированную квартиру на продажу. А в течение этого процесса умудрились развестись, переругавшись из-за необходимости оплачивать соседям моральный и материальный ущерб. Купившие многострадальную квартиру новые жильцы наспех завершили недоделки, оставив прежнюю сантехнику, – и дом, наконец, вздохнул с облегчением.
Все эти передряги мало трогали Настю. Она приноровилась после занятий, пообедав в институтской столовой, уходить в читальный зал и там заниматься до вечера, когда рабочие завершали свою разгромную деятельность, – и только тогда возвращалась домой. Их семейство теперь мало общалось между собой: отец пропадал на своей кафедре, Галчонок тоже была занята работой и учениками, – ни на что другое у них не оставалось ни сил, ни времени. Это вполне устраивало Настю. Из-за пережитых событий она совсем замкнулась и отстранилась от всего, что не касалось учебы и предстоящих экзаменов.