Встретимся у кромки миров
Шрифт:
Вспомню ли эти годы? И надо ли?
Нет. Не надо. Ничего не надо.
Утром, открыв глаза, не сразу догадался, где нахожусь. Огляделся – рядом никого. Тоска и разочарование обрушились невозможной тяжестью. Застонал с досады, поняв, что только что упустил сон. Всего лишь сон, где было легко и весело. Видел Киру, убегающую к морю, и соленый ветер трепал ее распущенные волосы, а она оборачивалась и, смеясь, подпускала меня ближе, и опять убегала. А я пытался поймать, но девушка увертывалась и опять смеялась. Счастье, любовь,
А тут серое утро и тоска.
Встал, заглянул в зеркало.
Щетина. Сколько же не брился? Сейчас надо. Обязательно. И чистое белье надеть.
Дождевая вода освежила, взял папину запасную бритву, тщательно выбрился. Несколько порезов. Пусть. Оставил все вещи в доме, пошел налегке, только пистолет непривычно оттягивал карман брюк.
Море все ближе, ноги вязли в песке.
Вот и беседка. Что с камнем сделается? Белый, нарядный. Резные колонны.
Ветер с моря раздул рубаху пузырем.
Застегнул ее на все пуговицы, тщательно заправил в брюки.
Прижался лбом к колонне, камень прохладный, еще не согретый солнцем, которое вот-вот должно появиться.
Вспомнил улыбку Киры, ее сияющие глаза, веснушки, рассыпавшиеся по щекам.
Как я хочу провести пальцами по ее коже! От ямочки на щеке, вниз по шее, переходя на загорелые плечи и дальше по руке, до самых кончиков пальцев. Ясно ощущаю, как она вздрагивает от этого движения, поднимает лицо вверх и вопросительно смотрит.
– Любишь?
– Люблю.
Закрывает глаза, тянется губами ко мне. Целую. Теплые, мягкие, податливые.
Не могу сдержаться, прижимаю к себе. А она не противится, льнет. Целую жарче, не в силах остановиться. Ее руки поднимаются и обхватывают мою шею. Ей на цыпочках стоять неудобно, поэтому, приподняв, ставлю на скамейку и уже Кира выше. Теперь я тянусь к ее припухшим губам…
Фантазия или былое?
За спиной шорох.
Моментально обернулся, на автомате достал из кармана брюк пистолет, который удобно лег в руку. Отработанным движением взвел курок, чтобы снять с предохранителя, приводя оружие в боевую готовность.
С изумлением никого не обнаружил, хотя продолжал слышать шорохи и легкие шаги вокруг меня. Что за наваждение? Перепрыгнул через парапет и встал за колонну, чтобы скрыться и иметь максимальный обзор. Осторожно огляделся. Никого. Чертовщина какая-то!
Вдруг над ухом услышал отзвуки эха, словно на парапете кто-то стоял. Прислушался. Вот! Опять! «Аааа! Гааа!» И тишина.
Мороз по коже. Все чувства обострены до предела. Что это? Кто играет со мной в прятки?
– Кто здесь? Выходи, стрелять буду!
В ответ едва различимый вскрик и смех, множимый отражением от купола беседки. И опять тишина.
– Выходи! Считаю до трех и стреляю! Раз… Два… Три!
Первые два выстрела в воздух.
Тут черная тень, стремительно увеличиваясь в размерах, нападает и сбивает с ног.
Уже катясь кувырком с пригорка, произвел несколько хаотичных выстрелов.
Черт! Черт! Черт!
Обернувшись назад на движение за спиной, увидела, как пес приподнялся и застыл в настороженной позе, всматриваясь во что-то рядом со мной. Скосила глаза влево: тут только колонна и за ней никого нет!
Вскрикнула от неожиданности, когда Дик с места прыгнул на скамейку. Потом приподнялся и поставил лапы на парапет у моих ног. Его хвост отплясывал из стороны в сторону.
– Дурашка! Ты чего? – засмеялась я, спускаясь вниз, – Здесь же никого нет!
Протянула руку, чтобы погладить его по голове, и увидела то, от чего замерла: стрелка на часах дрогнула и отсчитала первую минуту! Пять часов шестнадцать минут!
В это же мгновение Дик рванул через парапет. Это было так стремительно, что он превратился в одно сплошное черное пятно. Тут же последовали два громких хлопка. Выстрелы? Здесь? Откуда?
А собака катилась кубарем вниз, и ее визг перемежался другими выстрелами.
Я, ничего не понимая, спряталась за колонну. Выстрелы прекратились, и меня удивило, нет, ошарашило, поведение пса. Он визжал, выл, скулил, но не от боли. Это была… радость?!
Лежу на земле и мое лицо лижет… Дик?! Отскакивает, визжит, воет, пляшет лапами по груди и опять лижет!
Крякаю от натуги, пытаюсь согнать пса, уже невозможно дышать, потом просто обхватываю лохматую скотину и прижимаю к себе, чувствуя частое дыхание у моего уха.
Загораживая восходящее солнце, появляется еще одна фигура. Пока не могу рассмотреть кто это, поэтому прищуриваю глаза.
Растерянное, но такое родное лицо, по которому градом катятся слезы. Кира!
Протягиваю руку, и она падает сначала на колени, а потом уже обнимает меня, уткнувшись лицом по другую сторону моей головы. Рыдает.
Так и лежим. Я снизу, с одной стороны на мне повизгивающая собака, с другой плачущая Кира. А над нами стремительно поднимается солнце. Счастье!
Глава 10
Что русскому хорошо, то немцу – смерть
Пословица
Наше время
Ветер треплет листы газеты, оставленной кем-то на пляжной скамейке. Очередной порыв, и она разворачивается. Еще один – и газета подъезжает ко мне по гладким рейкам, как скоростной поезд по монорельсу.
Снимаю темные очки и скашиваю глаза на броский заголовок «Тайна века! Интервью с человеком, открывшим аномальную зону».