Встретимся в Эмпиреях
Шрифт:
— Она ведь, ты меня извини… шлюха.
— А я-то кто, если не принимать в расчет половую принадлежность? — ухмыляется Демон в порыве самоиронии, выдаваемой за откровение. — Мы с ней похожи очень, вот что. Раньше я этого не мог заметить. Раньше я вообще мало во что врубался. Сознание схожести этой и бесит меня, и притягивает к ней как магнитом.
— И ее к тебе тоже.
— И ее ко мне, да. Ты прав, наверное. Но тяжело смириться с тем фактом, что это не мешает ей…
Демон замолкает.
К нашему столику приближается Марго. Вид у нее, не могу не признать, сногсшибательный. Даже в прошлый раз эффект,
— Чем похвалишься, Марго? Что там с нашим?
Она изящно закуривает тонкую как прутик дамскую сигарету и манерно облокачивается на спинку стула.
— Назавтра назначено свидание у меня дома. Намекнула, что квартира будет свободна.
— И он согласился?
— Да, согласился. Я же говорю - уже назначено.
— Вот как…
— На сколько? — спрашиваю я, про себя посмеиваясь над деловитостью тона, с какой задаю вопрос.
— На три. А в пять давайте снова встретимся здесь. Узнаете обо всем по горячим следам.
— Договорились.
После этого мы еще с полчаса поболтали на отвлеченные темы, а затем приняли решение расходиться. Демон к нескрываемому со стороны Марго удивлению выбрал мое общество, а с ней распрощался, не преминув пожелать успеха в завтрашнем предприятии. Демон, скорее всего, пребывал под влиянием нашего приватного разговора — вот как можно объяснить его поведение. То, как он все обставил, непередаваемо. Мне, сказать начистоту, даже по душе пришлось — лишнее подтверждение, не такой он и железобетонный. Хотя обычно в подобных ситуациях я говорю примерно следующее: «Сначала себе по голове постучи».
Демон и я не спеша направились вдоль Зеленых прудов и через парк. В повстречавшейся по пути винной лавке взяли по сидру и коньячную миниатюру.
С целью поставить меня немного на место, Демон начинает расспрос, что творится на моем любовном фронте. Состоявшийся разговор я опущу, но в дальнейшем обещаю осветить эту тему, дабы не быть, что называется, «равнее» других, из чьих подноготных в своей истории, как вы успели заметить, я секретов никаких не делаю.
Итак, мы обсуждаем уже мои крайности. Пруды позади, петляем по затененным дорожкам спящего парка. Сидр раскрепощает. Демон в чем-то меня обидно подначивает, и эмоции — сначала с моей, а потом, в ответ, и с его стороны — становятся неподконтрольными.
И вот в таком запале, когда ничего вокруг мы не в состоянии были уже замечать, случилось непредвиденное происшествие.
Откуда они взялись, до сих пор в голове не укладывается… Чуть ли не посреди леса, в самом деле, да так неожиданно. Они — это два «мундира». Судя по нашивкам — из политического отдела (к слову сказать, такие занялись бы нами, будь мы уклонисты). Оба в стельку пьяные. Один — здоровый и абсолютно «убитый»; другой — значительно мельче, но в отличие от первого, еще что-то соображающий.
Получилось, вероятно, так: «мундиры» выбрели на нас прямо из зарослей (на южной окраине парка, где это произошло, растительность самая густая и непросматриваемая), и тот, что поплюгавей, столкнулся с Демоном, причем столкновение было явно не в пользу первого.
«Мундир» издал нечленораздельный звук, нечто вроде «угы-ы-а»,
— Куда прешь, щенок?! — зарычал тот, что маленький, но, как оказалось, очень шумный.
И распластав пятерню на лице моего товарища, словно на кожаном снаряде, уготованном для броска, пострадавший «мундир» с силой оттолкнул Демона от себя прочь. Потом попытался наградить для полного удовлетворения пинком меня, но, промахнувшись и чуть не упав, плюнул на эту затею. Отвернувшись, он ухватил своего собутыльника под локоть, и «мундиры» по замысловатой траектории двинулись дальше, спотыкаясь на каждом шагу.
Мы с Демоном встретились взглядами. В его глазах читалась мольба-требование: «Ты этого не видел. Этого просто не было».
Как же живуч страх в человеческих душах! Часто ли мы, люди, осознаем, но страх — единственный наш верный спутник от рождения до самой смерти. Просто в течение жизни он играючи меняет свои обличья, но он — всегда рядом. В детстве мы боимся утерять родительское крыло, остаться одни посреди мира чужих людей; становясь молодыми — чего-то не успеть, чего-то недополучить, упустить что-то важное и безвозвратно уходящее; в зрелости — что поздно что-либо менять; старея — превратиться в обузу для родных и любимых.
У нас — у меня, у Демона — на протяжении последних лет свой страх. Когда видишь, сколько жизней на твоих глазах безжалостно поломано и ломается по сей день — хоть тресни, станешь трепетать перед каждой мартышкой, налакавшейся винища, будь только на ней нашивки политподразделения. Еще говорят: «Когда имеешь дело с человеком в форме — не обращаешь внимания на человека, смотришь на форму». Какое высказывание может быть актуальней для того места и времени, где живу я?
Вот так и стояли мы с Демоном, глядя друг на друга: я — на него, он — на меня… Но черт побери! Уже месяц с лишним мы искренне считаем, что свободны от всех рамок и условностей нашей неправильной жизни, однако до сих пор и кончиком языка не испробовали этой свободы на вкус! Какое паскудство!
И тут мне представилось, гм… словом, будто Демон, стоящий передо мной — вовсе не Демон, а размалеванная под его облик фанерная фигура с прорезями для глаз. Вдруг — как же далеко может забрести человеческая фантазия! — «кто-то», находившийся до сих пор за этой фанерой, смотрящей на мир его глазами, отодвинулся в сторону, уступил место другому, таинственному и, по-хорошему, безумному персонажу. Воздух завибрировал. Что-то неведомое сотворялось силой иллюзии в этот момент. Глаза Демона засияли совершенно иным светом, в них не было больше страха. Теперь они горели огоньками дерзкого веселья. Может, и мой взгляд стал таким же?..