Вся правда о Муллинерах (сборник)
Шрифт:
Мистер Маллинер мягко улыбнулся.
— В нашей семье, — ответил он, — обещаний не нарушают. Быть может, мы старомодны, быть может — мы слишком высоко ставим честь древнего рода, но по нашему кодексу жених не вправе разорвать помолвку. Если Маллинер свяжет себя обетом, он связан, выхода нет. Именно такие чувства осложнили жизнь моему племяннику, когда он захотел отказаться от прекрасной Аврелии. Мы были поражены.
— Как?! — вскричали мы. — От Аврелии? Ваш племянник Арчибальд? Тот, который кудахтал? Да он же ее боготворил!
— Это верно.
—
— Надо ли говорить, что побуждения его были в высшей степени похвальны? Видимо, не надо. Он — Маллинер. Двигала им забота о невесте. Но лучше начнем с начала.
Только что (сказал мистер Маллинер) вы справедливо заметили, что племянник мой Арчибальд боготворил Аврелию Каммарли. Если я сообщу вам, что целых три раза он посылал своего лакея в парк, чтобы тот вырезал на приличном дереве ее инициалы, окружив их сердечком, вы поймете, какой глубины достигли его чувства. Поймете вы и то, как был он потрясен, когда, через шесть недель, Аврелия выказала холод.
Конечно, на какое-то время холод выказывают все, хотя бы для того, чтобы снова потеплеть. Но тут было не так. Вот, скажем, племянник мой сравнивал невесту со звездой, а она отвечала «М-дэ…» Он спрашивал, любит ли она своего Арчи, а она откликалась: «Что-что?» Он говорил о скорой свадьбе, а она осведомлялась, что он почитывает. Пустяки? Возможно. Ерунда? Как для кого. Во всяком случае, он, взвесив знаки и признаки, убедился, что по какой-то тайной причине Аврелия к нему охладела; и, как сделает всякий, если у него болит сердце, пошел за советом к матери.
Мать его, вдова, жила неподалеку от Кью. С Аврелией они подружились, та вполне могла поделиться своей тайной. В общем, пройдя через садик к залитой солнцем комнате, где хозяйка любила сидеть после полудня, Арчибальд уже стоял у огромного, до пола, окна, собираясь произнести почтительное «Пип-пип!», когда зрелище, открывшееся взору, так поразило его, что он застыл на месте, а монокль заплясал, как живой, на своем шнурочке,
Да, мои дорогие, в этой солнечной комнате стояла леди Маллинер и, по-собачьи высунув язык, издавала очень странные звуки, вроде «хы-хы-хы-хы-хы». Сын ее глядел и слушал, тогда как она перешла к занятию, исключительно глупому даже по его невысоким стандартам, а именно — стала повторять непонятное слово «Сьюкс». Позже племянник говорил мне, что окончательно его добила ее манера.
Посудите сами: выпятив губы, она еле слышно свистела: «Сью». Хорошо, это бы он еще вынес, но дальше она так скалилась, что выступали жилы на шее, и выдыхала достаточно громкое «кс-с-с». Снова и снова, «сью» сменялось на «к-с-с», «к-с-с» — на «сью». Так говорил мне племянник, и, признаюсь, я буквально все это видел.
Теперь ему стало ясно, почему изменилась Аврелия. Она тоже застала его бедную мать за такими занятиями и, естественно, поняла, что та совершенно не в себе. Тут не захочешь, а подумаешь.
Шатаясь, словно слепой, вышел он из садика". Нетрудно представить себе, как он страдал. Приятно ли, когда любимая мать внезапно свихнется? А если из этого следует
Да, Арчибальд понял, что с невестой придется порвать. Выбора нет, нельзя тащить невест к алтарю, когда в твоей семье — безумие. Кроме всего прочего, оно заразно, ну, хотя бы наследственно. Живешь-живешь, хлоп! — и свихнулся. Хорошенькое дело, если священник спросит: «Согласен ли ты, Арчибальд?», а ты ответишь «Сьюкс», да еще вывалишь язык!
Нет, порвать надо…
И тут перед ним, откуда ни возьмись, встала прославленная честь Маллинеров. Помолвку порвать нельзя. Это должна сделать Аврелия. Но как? Почему?
Он стал перебирать знакомых девиц, порвавших помолвку. Возьмем Джейн Тодмарш. Жених повез ее гулять и свалился с нею вместе в тинистый пруд. Она ему отказала, выплюнув первого же головастика.
Так, так, так… Повезти Аврелию… Нет. Он вздрогнул от одной мысли. Почему именно, он не знал, но вздрогнуть — вздрогнул.
Милли Солт отказала потому, что жених неприятно хмыкал, когда она мазала на корте. Не пойдет. Аврелия в теннис не играет. Да если бы и играла, он бы не смог осуждать действия той, в ком видел богиню.
Ипатия Слоггет… С будущим повелителем она поссорилась в ресторане, куда явилась его былая любовь.
Вот это — получше. Конечно, никаких былых любовей у моего племянника нет, но дело можно поправить при помощи театрального агентства. Он вздрогнул снова. Скандал в ресторане вызовет толки, а гласность ему претила. Лучше бы что-нибудь другое… И тут он вспомнил о Доре Тревис. Собираясь выйти замуж за Обри Рочестера-Уопшота, она рассердилась, когда Обри явился к ним навеселе и оскорбил ее отца.
Что ж, дело ясно. Он придет к Аврелии и оскорбит старого Каммарли. Конечно, приятного здесь мало, отец этот — не из мягких, ранимых людей. Колониальный полковник в отставке вернулся домой, чтобы лаять на лакеев, и до сих пор мой племянник был с ним осторожен. Он поддакивал, он хихикал, он постыдно лебезил. Что там, он слушал его, хотя, по странной забывчивости, сэр Рекстроу мог рассказать одно и то же четыре раза подряд.
Все это так расслабило полковника, что внезапная наглость возымеет немедленный эффект. Бледный, но решительный, племянник мой тщательно оделся и пошел к своей невесте, на семейный обед.
Не знаю, видел ли кто из вас, как обедает полковник в отставке. Я лично — не видел, но Арчибальд рассказывал, что зрелище это заслуживает внимания. Суп и рыбу колониальный полковник ест примерно так, как лев, храпя и сопя. Перед жарким приветливость его возрастает. Первый, животный голод утолен, сытость творит свое доброе дело. За сладким и за портвейном вконец разомлевший полковник откидывается в кресле и переходит к историям.
Так было и на сей раз. Бэгшот, дворецкий, наполнил хозяйский бокал, отступил в тень, и сэр Рекстроу Каммарли, благодушно фыркнув, уставился на будущего зятя. Если б он что-нибудь замечал, он бы заметил, что этот зять напряжен и бледен.