Вся правда о Муллинерах (сборник)
Шрифт:
— К тому же, — сказала она, — как могла бы девушка не полюбить того, кто сумел единым пинком спустить моего брата Джорджа с лестницы?
Лицо Игнатиуса омрачилось.
— Джордж! Да, кстати. Сиприен сказал, что ты сказала, что я похож на Джорджа.
— А! Я не думала, что он станет это повторять.
— Но он повторил, — мрачно сказал Игнатиус. — И мысль об этом была агонией.
— Но я же имела в виду только то, что вы с Джорджем все время бренчите на гавайской гитаре. А я не терплю гавайской гитары.
Лицо Игнатиуса прояснилось.
— Сегодня же днем отдам свою нищим. Но раз уж речь зашла о Сиприене…
Она поспешила его успокоить:
— Только манерой одеваться. Вы оба одеваетесь до жути мешковато.
Игнатиус снова заключил ее в объятия.
— Ты немедленно отведешь меня к лучшему портному в городе, — сказал он. — Дай мне минуту, чтобы надеть ботинки, и я буду готов. Но ты не против, если по дороге я загляну в табачный магазин? Мне надо сделать большой заказ.
Вечера с мистером Муллинером
Бал-маскарад
Зала «Отдыха удильщика» была полнее обычного. День наших первых скачек всегда отличался наплывом посетителей. Кроме habitues, [19] верного кружка слушателей, которые из вечера в вечер сидят у ног мистера Муллинера, там расположились шесть-семь случайных посетителей. Один из последних, белобрысый Светлый Эль, всем своим видом свидетельствовал, что допускал промашки в выборе лошадей. Он смотрел в никуда тусклыми глазами, и приятелю никак не удавалось хоть немного его развлечь. Добродушный Херес, один из завсегдатаев, посмотрел на страдальца с грубоватым сочувствием.
19
Завсегдатаи (фр.).
— Вашему другу, — сказал он, — не повредила бы доза муллинеровского «Взбодрителя».
— Что это за муллинеровский «Взбодритель»? — с любопытством спросил Виски С Лимонным Соком, один из чужаков. — Никогда о нем не слышал.
Мистер Муллинер снисходительно улыбнулся.
— Мой друг имеет в виду, — объяснил он, — тонизирующее средство, изобретенное моим братом Уилфредом, известным химиком. Его лишь изредка применяют для людей, так как состав изначально предназначался для воодушевления индийских слонов, чтобы во время охоты на тигров, столь популярной на их родине, они вели себя с непринужденной небрежностью. Но иногда отведать «Взбодритель» доводилось и людям — причем с весьма внушительными результатами. Не так давно я поведал здешнему обществу, как замечательно он подействовал на моего племянника Августина, младшего священника.
— Он его взбодрил?
— Весьма и весьма. Подействовало это средство и на его епископа, когда тот его испробовал. Бесспорно, отличнейшее тонизирующее средство, крепкое и бодрящее.
— Кстати, а как поживает Августин? — осведомился Херес.
— Превосходно. Не далее как нынче утром я получил от него письмо. Не помню, говорил ли я вам, что у него теперь приход в Уолсингфорде-ниже-Чивни-на-Темзе. Восхитительный уголок — жимолость, жимолость и румяные, точно яблочки, селяне.
— А последнее время с ним случались интересные происшествия?
— Весьма любопытно, что вы задали такой вопрос, — сказал мистер Муллинер, допивая горячее шотландское виски с лимоном и легонько постукивая по столу. —
— Того епископа, что хлебнул «Взбодрителя»?
— Того самого, — сказал мистер Муллинер. — Что до Рональда Брейси-Гаскойна, то это состоятельный молодой человек, проживающий в окрестностях Уолсингфорда-ниже-Чивни-на-Темзе. Он, разумеется, из беркширских Брейси-Гаскойнов.
— Рональд, — задумчиво произнес Горькая Настойка С Лимонадом. — Вот имечко, которое мне никогда не нравилось.
— В этом отношении, — сказал мистер Муллинер, — ваше мнение расходится с мнением Гипатии Уэйс. Она считала его чудесным. Гипатия любила Рональда Брейси-Гаскойна со всем жаром пылкого девичьего сердца, и они заключили предварительную помолвку. Предварительную потому, что, прежде чем встать к стенке перед расстрельным взводом, юная пара должна была заручиться согласием епископа Стортфордского. Это был острый корень, торчавший посреди устланной розами тропинки их счастья, и довольно долго казалось, что Купидону суждено больно ушибить о него ножку.
Исходным пунктом моей истории (продолжал мистер Муллинер) я изберу прелестный июньский вечер, когда вся Природа словно улыбалась, а лучи заходящего солнца расплавленным золотом лились на живописный сад при доме священника в Уолсингфорде-ниже-Чивни-на-Темзе. На сельской скамье под раскидистым вязом Гипатия Уэйс и Рональд Брейси-Гаскойн следили, как удлиняются тени на тщательно подстриженном газоне, и девушке почудилось нечто символическое и зловещее в наползающем мраке. Она задрожала. Ей мнилось, что залитый солнечным светом газон воплощает ее счастье, а тени — грозный Рок, наползающий на него.
— Ты чем-то занят сейчас, Ронни? — спросила она.
— А? — сказал Рональд Брейси-Гаскойн. — Что? Занят? Ах, ты имеешь в виду — занят. Нет, я сейчас ничем не занят.
— В таком случае поцелуй меня! — воскликнула Гипатия.
— Ладненько, — сказал молодой человек. — Понимаю, на что ты намекаешь. Планчик неплох. Давай-ка.
И он поцеловал ее. И несколько мгновений они льнули друг к другу в крепком объятии. Затем Рональд нежно ее отодвинул и принялся энергично хлопать себя между лопатками.
— Жук или еще какая-то козявка, — объяснил он. — Наверное, свалился с дерева за воротник.
— Поцелуй меня еще раз, — прошептала Гипатия.
— Сей момент, старушенция, — сказал Рональд. — Как только разделаюсь с этим жуком или какой-то другой козявкой. Ты не вдаришь меня в четвертый позвонок, считая сверху вниз? Думаю, тогда он подожмет хвост.
Гипатия испустила резкое восклицание.
— Время ли сейчас, — вскричала она страстно, — разговаривать о жуках?!
— Ну, знаешь ли, а ты не можешь не знать, — сказал Рональд чуть виновато, — они просто-напросто заставляют обратить на себя внимание, если проваливаются за воротник. Полагаю, с тобой тоже так бывало. Не думаю, что при обычных обстоятельствах я упоминаю жуков больше десяти раз в год, но, по-моему, теперь он на пятом позвонке. Добрый крепкий удар с оттяжкой должен все поставить на место.