Вся правда о нас (др. издание)
Шрифт:
— Просто многие любят завтракать дома, — объяснил я. — Если сами не готовят, отправляют заказ в ближайший трактир. К тому же, по утрам людям обычно хочется чего-нибудь привычного. А ваша кухня всё-таки по нашим меркам экзотическая…
— Но вы же, хвала свету зримому, всё-таки пришли, — заметил Ди.
— Ну так то я. У меня всё не как у людей. Я, кстати, ещё и друга привёл. Правда, он попал под дурное влияние Иш и теперь сидит на потолке. Надеюсь, вы не против?
— Мы не против! — хором сказала вся троица.
А леди Лари добавила:
— Сейчас придумаем, чем вас накормить. Кадди, ты сможешь?..
— Ох,
— Но зачем что-то придумывать? — спросил я. — У вас уже есть блины — вон, целая стопка.
— Но эти блины не удались! — трагически заламывая руки, поведала леди Лари.
— Да ладно вам, — отмахнулся я. — Один из них я вынужденно съел, и он был прекрасен.
— На вкус — возможно, — скорбно согласилась она. — Но…
— Какие могут быть «но», если они вкусные? От еды больше ничего и не требуется.
— Просто это не настоящие блинчики по-кумирийски, — скорбно признался повар. — В Кумири считается, что блинчик, перекувыркнувшийся в воздухе меньше трёх раз, на стол подавать неприлично.
— Что?! Зачем им вообще кувыркаться в воздухе?
— Когда блинчик хотят перевернуть, его подбрасывают, — объяснил Ди. — У нас, в Саллари, да и в большинстве других городов не придают значения числу переворотов, лишь бы не обжаренной стороной на сковородку упал. Но повара из Кумири считают, что от вращения блинчик насыщается воздухом, изменяет плотность, приобретает летучесть и другие чрезвычайно важные качества. Три переворота — это допустимый минимум, который позволителен, когда готовишь у себя на кухне для собственной семьи. Профессионализм начинается где-то с полудюжины. Наш Кадди учился у мастера из Кумири, так у того блинчик порой раз сорок успевал перевернуться прежде, чем падал обратно на сковородку. Каддины результаты гораздо скромней, семь-восемь полных оборотов, но для нас с Ларичкой и это — недостижимое мастерство. Иногда Кадди пытается нас научить, но результаты, увы, не впечатляют. Тот блин, который достался вам, перевернулся у меня всего два раза, и вы сами видели, как далеко он при этом улетел от сковороды…
— А я вообще толком подбросить не могу, — пожаловалась леди Лари. — Сковородка тяжёлая. Так что спасибо вам, конечно, за похвалу, но блины наши нынче не удались, и с этим ничего не поделаешь.
— Так, стоп, — сказал я. — Погодите. Предположим, блинчики по-кумирийски вам и правда не удались, согласен. Зато у вас получились отличные блины по не-кумирийски. Чем они хуже супа с не-муяги? По-моему, эти две строчки отлично будут смотреться рядом в меню.
Урдерцы переглянулись. Похоже, эта простая идея и правда не приходила им в голову.
— Их можно подавать с чёрным чангайским вареньем, — наконец сказал повар Кадди. — Во-первых, это даст интересное сочетание вкуса и цвета. Во-вторых, я давно искал достойное применение нашим запасам. А в-третьих, чем дальше мы отойдём от классического рецепта, тем меньше отыщется желающих нас осуждать.
Я хотел было сказать, что в Ехо вряд ли отыщется хоть один человек, способный осудить его за изготовление поддельных кумирийских блинов. Но решил поберечь репутацию столичных гурманов. Завтрак-то я уже в любом случае выцыганил, чего ж мне ещё.
Когда
— Ну как там дела? — спросила Иш.
— Для начала мне дали блином по морде, и мы решили на этом не останавливаться, — сказал я.
— То есть, сейчас нас всех будут избивать блинами? — восхитился Малдо. — В Урдере так принято?
— Неправда! — возмутилась Иш. — Никого у нас блинами не бьют.
— Да, — подтвердил я, — никого, кроме меня. Поэтому я до сих пор никогда не был в Урдере. И вообще в Чирухте. Осторожничаю. Впрочем, с твоими родичами мы уладили миром. Они согласились отдать нам на завтрак неудавшиеся блины. В смысле, перекувыркнувшиеся в воздухе меньше трёх раз. Подозреваю, это означает — все.
Иш хихикнула. Она явно была посвящена в эту семейную драму.
— Правда, Кадди грозит подать к блинам чёрное чангайское варенье, — добавил я. — В связи с чем моё сердце сжимается от недобрых предчувствий.
— Оно совсем не такое ужасное, как можно подумать, — утешила меня Иш. — Правда, довольно солёное…
Чёрт. Так и знал, что тут какой-то подвох.
Впрочем я зря переживал. Во-первых, повар Кадди не стоял над нами с палкой, проверяя, едим ли мы его чёрное варенье, а во-вторых, оно оказалось очень вкусным. Солёное вообще обычно вкуснее сладкого, мне не следовало об этом забывать.
На десятом примерно блине я наконец почти придумал, под каким предлогом завести с Ди непринуждённый разговор о его родне, однако именно в этот момент мне прислал зов сэр Шурф. И сказал: «Если хочешь послушать про Урдер сегодня, то лучше прямо сейчас. Ну или ближе к ночи, но это уже, сам понимаешь, без гарантий. Мало ли что успеет стрястись».
Ох. Это да.
— Отнимите у меня, пожалуйста, деньги, — попросил я леди Лари, которая, воспользовавшись присутствием клиентов в нашем с Малдо лице, дезертировала из кухни и теперь взирала на нас с неподдельной благодарностью. — А то уйду сейчас Тёмным путём, не расплатившись, что тогда будете делать?
— Нет-нет, что вы, платить не нужно, — запротестовала она. — Вы и сами знаете, что блины… Ну, что Кадди считает их неудавшимися. Если бы не ваша идея изменить название, он в жизни не позволил бы мне подать их гостям. И нам пришлось бы есть эти блины самим — на завтрак, обед и ужин. Хвала свету зримому, что вы так вовремя пришли на помощь!
— А чангайское варенье? — строго спросил я. — Уверен, что это настоящий деликатес и стоит соответственно. А я практически полбанки извёл.
— Нам его подарили, — рассмеялась леди Лари. — Вернее, не нам, а Кадди. Подружка из Чангайи сварила ему на дорогу аж восемнадцать дюжин банок! Кадди страшно ругался, поскольку не слишком высоко ценит чангайскую кухню в целом и чёрное варенье в частности, а места в багаже и без того уже не было. Но пришлось взять. У нас не принято отказываться от подарков. А будучи поваром, Кадди не может выбрасывать еду, по крайней мере, пока она не испортится так, что её уже невозможно спасти никакой готовкой. Это важнейшее правило Восьмой Великой Гильдии Урдерских поваров, в которую он вступил незадолго до отъезда.