Вся правда о небожителях
Шрифт:
Он ехал молча, да и Сергей разговорами его не мучил, чувствовал, что нанес душевную травму. А солнце слепило и весело играло в листве, ластилось, попадая на лицо, у Иллариона невзначай родилась метафора – «солнечный поцелуй», или «поцелуй солнца». Ну, совершенно не та обстановка для израненного сердца.
– Вылезай, приехал, – бросил ему через плечо Сергей, остановившись.
– Может, все же постреляемся? – робко предложил Илларион, спрыгивая на землю. – И тот из нас, кто останется жив…
– Да ты дурак, Лариоська, – дал волю смеху
А потом свистнул и стегнул лошадь – беспечный человек…
Марго попросила Сурова одеться попроще, не в военную форму, ведь им желательно не выделяться, а у нее, как она уверяла, имеется предельно скромный наряд для верховой езды. Он выполнил ее пожелание, поменял офицерский мундир на мещанское платье – простые штаны темного цвета, косоворотку в полоску, пиджак и картуз, но, увидев Марго в изысканной амазонке стального цвета, отделанной бархатными бейками, невольно рассмеялся:
– Полагаете, вы будете незаметны в этом наряде?
– Серый цвет, подполковник, не притягивает глаз. Вас ведь тоже выправка выдает, с приказчиком вы все равно не схожи. Едемте?
Провели они полдня, прогуливаясь шагом вдоль улицы, на которой стоял дом Кущевой. Естественно, проголодались и подались в ближайший ресторан пообедать, оставив на посту мальчишку-газетчика за небольшое вознаграждение. После обеда вернулись на исходную позицию, в общем, дело это оказалось скучнейшим, во всяком случае, для Марго. Если б не общение с Суровым, а каждая проведенная с ним минута была праздником, она не выдержала бы и часа, но ближе к вечеру…
За оградой послышалось оглушительное тявканье, двери парадного распахнулись, и состоялся торжественный выход крепкой на вид старухи с лицом престарелой колдуньи, занимающейся исключительно черной магией. Она держала в обеих руках несколько поводков, которые тянули вперед крошечные собачки разных мастей и пород, притом нещадно лая. За нею вторая партия собачек тащила за собой лакея и пыталась догнать первых, эти уже не тявкали, а хрипели, так как поводки сдавливали им шеи.
– Сколько же у нее собак? – изумился Суров.
– Говорят, пятнадцать. Отвратительная старуха, вы не находите?
– По-моему, ей подошла бы фамилия Кащеева, а не Кущева.
К воротам ограды подъехал экипаж, старуха села в него, а собачек поднимал с земли и подавал второй лакей, затем вся эта шумная компания четвероногих и хвостатых укатила. Прошло минут сорок, и Марго закапризничала:
– Я ужасно устала, это невыносимо – весь день провести на одном месте без пользы. Надобно что-то придумать, например, приставить шпика к Адели.
– Хорошо, Маргарита Аристарховна, едемте домой.
Он помог ей сесть в дамское седло, но вдруг она схватила его за руку и наклонилась, зашептав скороговоркой:
– Идет! Видите женщину в коричневой юбке и жакете?
– Она вышла через другой ход, а в ограде, вероятно, есть калитка. Мы едем за нею или домой?
– О чем речь! Конечно, за ней.
Суров лихо вскочил в седло, а наездник он – одно любование, и они двинули шагом за Аделью, которая поймала извозчика, тот вез ее до квартала голодранцев, потом она пошла пешком. Сумерки сгущались, а фонари в квартале не предусмотрены, в окошках избушек загорались тусклые светильники.
– Адель предсказуема, – удовлетворенно отметила Марго. – Уверяю, она войдет в ту же лачугу, там прячутся ее сообщники и, возможно, будущие жертвы. Но как же она не боится идти одна в такое жуткое место?
– Значит, ей очень нужно сюда, – сказал Суров.
Да, Адель постучалась в ту же лачугу, дверь открылась…
– Тут и не найдешь, кого послать за полицией, – с досадой произнесла Марго. – Давайте подождем немного и… Кстати, вы захватили пистолет?
– А то как же.
– Ну, тогда мы сами войдем.
– Вы постоите здесь, а я войду. Ежели что случится, дам вам знать выстрелом, вы поскачете…
– Нет, нет и нет! – замотала она головой. – Даже не думайте! Войдем вместе, я вас одного туда не пущу и уж тем более не брошу. У меня тоже есть… вот…
Взглянув на практически игрушечный пистолет, Суров вздохнул:
– Ваше оружие годится лишь для отпугивания. Я не могу вами рисковать, прошу, поезжайте за полицией, а я дождусь вас.
– Вы с ума сошли? Я боюсь одна здесь ездить. Все, ждем пять минут.
12
Прикончили вторую бутылку. Заедали рыбными консервами, хлебом и тем, что отыскали в холодильнике, ведь у Софии он не пустовал. Открывая четвертую бутылку, Артем жаловался, наверное, двадцатый раз:
– Я салат ей резал… и картошку жарил… А я никогда не режу! И не жарю! Никому! Только ей.
– М… – выпятив губу, протянул Вовчик, выражая…
Черт его знает, что он выразил – одобрил или изумился крутому нраву друга, Вовка был пьяным в муку. Но когда Артем занес горлышко бутылки над его рюмкой, Вовчик накрыл ее ладонью и промычал ту же букву «м», на этот раз смысл мычания был понятным – отрицающим.
– Как хочешь, – не стал уговаривать Артем, налил себе, выпил, а уже не шло. – Прогнала меня! Говорит, иди… к Лике! А я не могу без нее… типа жить не могу.
– Давай украдем С-Софию. Зап-прем здесь и… и все.
– Давай. Завтра.
Однако Вовчик что-то еще соображал, поэтому поводил пальцем из стороны в сторону:
– Она заявление… накатает. На нас.
– В мили… в полицию, да? – уточнил Артем, подумал и радостно сообщил: – А полиция – это мы. Пусть катает.
– Пусть, – кивнул Вовчик, взял сигарету (а он не курит), долго щелкал зажигалкой. – Я вот думаю… про Ками… ллу. А поч-чему мы исключили женщину?