Вся синева неба
Шрифт:
Эмиль останавливается и ждет ее. Она запыхалась, но держится, с огромным рюкзаком на спине.
— Ты права, здорово идти одному, — делится он, когда она догоняет его.
— Да.
— Это… Многое всплывает.
Он спрашивает себя, чувствует ли она то же самое, слышит ли голос Леона, когда идет. Она кивает и поднимает к нему лицо. И произносит странную фразу странным голосом:
— Настоящее открытие не в том, чтобы искать новые пейзажи, а в том, чтобы обрести новые глаза.
Он хмурит брови, чувствуя себя глупо.
—
Она сдвигает шляпу, сползшую на лоб.
— Это Пруст.
Эмиль чувствует себя идиотом. Она, должно быть, читала гораздо больше, чем он.
— Хочешь, повторю?
На губах у Жоанны полуулыбка. Он кивает.
— Да… Давай…
— Настоящее открытие не в том, чтобы искать новые пейзажи, а в том, чтобы обрести новые глаза.
— Он хочет сказать, что…
Эмиль мнется. Он боится снова показаться идиотом.
— Это значит, что наше с тобой путешествие — прежде всего внутреннее… Взгляд внутрь себя.
Теперь она идет быстрым шагом, смотрит прямо перед собой.
— Да, — роняет он.
Во рту у него пересохло.
— Чтобы видеть вещи новым взглядом?
Он ищет ее одобрения. Но лицо ее все так же невыразительно, когда она отвечает:
— Как ты сказал, многое всплывает, но теперь ты видишь это иначе, новыми глазами.
Жоанна только что открылась ему. Она знает, почему он идет, и сама идет по той же причине. Она ищет ответов, объяснений. Наверно, касательно Леона. Она надеется вернуться к нему с новым взглядом. Этим она поделилась полунамеком… В общем, так Эмиль думает…
Она снова поворачивается к нему. Дышит прерывисто от усилий. Шляпа опять сползла на лоб. Он видит только нижнюю часть ее лица.
— Еще одну я очень люблю.
Он кивает, подбадривая ее продолжать.
— Величайший путешественник тот, кто смог однажды обойти самого себя. Это Конфуций.
Ее губы растягиваются в улыбку. Боже мой, кажется, третья за три дня! Впервые он, пожалуй, понимает, почему Леона свела с ума эта странная девушка. Он постигает это, едва трогая кончиками пальцев, но постижение еще хрупко и вот-вот улетит. Еще расплывчато. Она поправляет шляпу и добавляет, как ему кажется, с ноткой лукавства:
— Это могла бы быть первая фраза твоего дневника.
Он невольно улыбается ей, даже с нежностью.
— Ты права. Это будет прекрасная первая фраза.
От видов захватывает дух. Они поневоле прерывают каждый свою медитацию. С путеводителем в руках Эмиль показывает Жоанне пик Неувьель, виднеющийся вдали, перевал Санкур, который они миновали несколько минут назад, озеро Онсе ниже, прекрасного темно-синего цвета. Вскоре они подходят к большому каменному строению с красно-коричневыми ставнями и странной закругленной крышей. На табличке написано: «Гостиница Лаке». Рядом с ними останавливается пара, и мужчина объясняет своей спутнице:
— Видишь, это был приют для рабочих, которые носили стройматериалы для обсерватории.
— Но он ведь заброшен?
— Да. С двухтысячных годов. Провели фуникулер, и эту дорогу забросили.
— О!
Пара спокойно уходит, постукивая палками. Жоанна щурит глаза.
— Идем дальше? — спрашивает Эмиль. — До вершины всего четыреста метров. Мы дойдем быстро.
Но Жоанна застыла. Она делает несколько шагов к заброшенному строению.
— Кажется, дверь открыта.
Ей любопытно. Он идет за ней, тоже сощурившись. Действительно, дверь приоткрыта, ветер заносит внутрь соломинки.
— Думаешь, мы…
Он не успевает закончить фразу, Жоанна уже толкнула дверь, которая легко открывается. Она входит, и Эмиль за ней. Он сразу ощущает прохладу и слабый запах затхлости и пыли. Потом различает в полутьме окружающее. Перед ними уцелевшая стойка, над которой еще висят цены на мороженое. Стены облупились, пол усыпан строительным мусором. Однако здесь, наверно, еще время от времени останавливаются туристы, потому что следы ведут в другие комнаты.
— Пойдем посмотрим? — шепотом спрашивает Жоанна.
Эмиль кивает. Он всегда мечтал оказаться в заброшенном доме. Он чувствует почти возбуждение, смешанное с опаской, где-то на уровне желудка, как в детстве. Строительный мусор хрустит под ногами. Жоанна ставит ногу на ступеньку деревянной лестницы в бывшем холле.
— Начнем сверху?
Она поднимается на ступеньку, вторую. Дерево скрипит, но не угрожающе.
— Там, должно быть, спальни.
Он идет за ней вверх по лестнице. Они оказываются в длинном темном коридоре, немного жутковатом. По обе стороны закрытые двери. Жоанна толкает одну. Здесь тоже пахнет затхлостью и сыростью. Это бывшая спальня. Железные остовы кроватей по-прежнему здесь, слегка проржавевшие. На одной еще лежит пожелтевший матрас. На подоконнике забытая подушка и бутылка из-под красного вина.
— Думаю, люди еще бывают здесь время от времени…
— Да.
— Мы можем здесь переночевать.
Жоанну явно не очень вдохновляет эта идея.
— Ммм, — мычит она. — Не знаю.
Они обходят остальные комнаты. Все это облупленные спальни. В одной еще валяется старый походный ботинок. Немногие оставшиеся матрасы воняют сыростью. Они спускаются вниз. В бывшей кухне неработающая плита, зияющий зев духовки. Рядом забыта газовая горелка. На хромоногом столе сохранились старая кастрюля и вилки. Они выходят в холл, к стойке. Жоанна морщит нос.
— Я предпочту поспать на свежем воздухе, в палатке.
Решительно, это ее фишка — когда ей что-то не нравится, она морщит нос.
— Нет проблем.
Снаружи на них снова наваливаются солнце и жара.
— Идем, мы почти пришли.
Они идут дальше. Вершина совсем близко, но, кажется, до нее никогда не дойти. С перевала Лаке открывается великолепный вид на долину и город Тарб. Здесь кончается тропа. Дальше надо идти по камням. С этой стороны даже не видно обсерватории, или только временами. Они перебираются через рельсы старого подъемника. Жоанне приходится несколько раз остановиться, чтобы перевести дыхание, но она не жалуется, молчит.