Вся ярость
Шрифт:
– В одном ее мать определенно права, – тихо произносит Эв, – у девчонки талант.
– Какого черта, – произносит голос у нее за спиной. – А вы кто такая?
– Это Фейт.
Девушка проходит мимо матери к свету. Сомер сразу же видит, что она очень привлекательная. Даже забранные в растрепанный хвостик волосы и смазанная тушь на ресницах не могут скрыть утонченные черты ее лица. При этом Фейт тощая, как палка, – огромный свитер, в который она завернулась словно в одеяло, только подчеркивает ее худобу. Похоже,
Сомер делает шаг навстречу.
– Давайте сядем. Вы ничего не хотите? Может быть, чаю? Воды?
Поколебавшись мгновение, девушка качает головой. Она медленно проходит к дивану, рукой ощупывая перед собой дорогу, словно старуха.
Эрика хмурится.
– Вам больно?
Девушка снова лишь качает головой. Она до сих пор так и не заговорила.
Мать садится рядом с ней и сжимает ей руку.
– Меня зовут Эрика, – говорит Сомер, усаживаясь в кресло напротив. – Я понимаю, как вам трудно, но мы лишь хотим помочь.
Девушка на мгновение поднимает взгляд. На комках туши на кончиках ресниц все еще висят слезы.
– Вы можете рассказать, что с вами произошло? – мягко спрашивает Эрика. – Мистер Маллинс, мужчина, который вас обнаружил, говорит, что вы были в очень плохом состоянии.
Фейт делает глубокий судорожный вдох. У нее снова начинают течь слезы, но она даже не пытается их вытереть. Мать сжимает ей руку.
– Все хорошо, дорогая. Успокойся.
Девушка бросает на нее взгляд и снова роняет голову, пряча руки в рукава свитера. Однако Сомер успевает заметить ссадины на костяшках пальцев и следы на запястьях. И хотя ногти ухожены, один сломан: зазубренное острие, которое до крови раздерет кожу. Девушка дома уже несколько часов и до сих пор не обработала его. И это, больше чем что-либо другое, поскольку речь идет о такой аккуратной девушке, говорит Сомер, что случилось что-то очень серьезное.
– Ваша мама рассказала, что вы учитесь на модельера, – продолжает она. – Вам это нравится? Создавать одежду?
Девушка поднимает на нее взгляд.
– Обувь, – дрогнувшим голосом произносит она. – Я хочу делать обувь.
Сомер улыбается.
– Это и моя слабость. – Она указывает на свои сапожки. – Как будто вы сами не догадались.
Девушка не то чтобы улыбается, но напряженность несколько спадает. Пусть самую малость. И тут вдруг ее охватывает дрожь. Даже несмотря на то, что в гостиной тепло – слишком тепло.
– Думаю, – говорит Эрика, поворачиваясь к миссис Эпплфорд, – чашка чаю не помешает.
Женщина хмурится.
– Фейт же сказала, что ничего не…
– Миссис Эпплфорд, у меня большой опыт общения с людьми, пережившими стресс. Не знаю, что случилось с вашей дочерью, но в настоящий момент ей нужен горячий чай и много сахара.
Диана Эпплфорд колеблется, затем поворачивается к дочери.
– Ты побудешь здесь одна пять минут? – тихо спрашивает она. – Можешь прогнать ее в любой момент.
Фейт поспешно кивает.
– Все в порядке, мама. Чай будет кстати.
Сомер ждет, когда женщина выйдет из комнаты. Фейт неподвижно сидит на краешке дивана, зажав ладони коленями.
– Вам повезло, что у вас такая заботливая мать, – говорит Сомер. – Я вам даже немного завидую.
Девушка поднимает на нее взгляд и слабо улыбается.
– Мама беспокоится обо мне, только и всего.
– Для этого и созданы матери.
Фейт пожимает плечами.
– Наверное.
– Но иногда это мешает поговорить откровенно. Особенно о серьезных проблемах. Потому что чем сильнее родные любят нас, тем труднее сказать им что-то такое, что, как мы понимаем, их расстроит.
На лице девушки появляется краска – два красных пятна на бледных щеках.
– Итак, Фейт, – говорит Эрика, чуть подаваясь вперед, – пока мы вдвоем, ты расскажешь мне, что с тобой произошло?
Порывисто обернувшись, Эв оказывается лицом к лицу с девушкой с сальными темными волосами, в джинсах с дырами на коленях. Ростом чуть ниже Эв, чуть более плотная. И у нее в голове возникает непрошеная фраза: «не писаная красавица». Так однажды сказала про Эверетт ее собственная мать, думая, что дочь ее не слышит. Эв тогда было не больше десяти лет. До того она даже не задумывалась о своей внешности, но после того, как удар был нанесен, обратной дороги уже не было. Эв начала обращать внимание на то, как люди реагируют на девочек более привлекательных, чем она. Ее начало беспокоить то, как она одета, ей стало казаться, что к ней относятся хуже из-за ее внешности. И вот теперь она сама думает так про кого-то другого… Эв чувствует, как заливается краской, словно высказала свои мысли вслух. Неужели она так же в точности оценивала и Фейт, сама того не замечая?
Девушка продолжает угрюмо смотреть на нее.
– Извини, – поспешно говорит Эверетт. – Ты Надин, да?
Девушка не удосуживается ответить.
– Фейт разрешила вам заходить сюда? Разве вам не нужен ордер, чтобы совать свой нос в чужие вещи?
– Я никуда не совала свой нос – я искала туалет, дверь была открыта и…
– Неправда. Фейт никогда не оставляет открытой дверь в свою комнату. Повторяю, никогда.
На это ответить нечего.
Надин отступает в сторону, и Эверетт проходит мимо нее, теперь уже смущенная вдвойне. Лгать она никогда не умела.
А внизу в гостиной Сомер поднимается с дивана и убирает записную книжку в куртку. Увидев Эв, едва заметно качает головой. Похоже, разговор с Фейт тоже завершился.
Диана Эпплфорд обнимает старшую дочь за плечо.
– Я оставила вас наедине с ней всего на пять минут, а вы устроили ей допрос с пристрастием!
– Нет, – говорит Сомер, – нет, честное слово…
– Я уже вам говорила, – перебивает ее женщина, – Фейт сказала, что никто на нее не нападал. И то же самое она повторила вам, правильно?
– Да, но…
Щеки у Фейт горят, она уставилась в пол.
– В таком случае я прошу вас уйти. Всех. Не сомневаюсь, у вас есть более неотложные дела. Такие, как расследование настоящих преступлений.
В дверях появляется Надин.
– Дорогая, ты можешь проводить полицейских? – говорит Диана Эпплфорд. – Они уже уходят.