Вторая мировая война (Том 5-6)
Шрифт:
После того как этот вопрос подробно изучили в военно-морском министерстве, 29 сентября по просьбе моих коллег я написал для членов кабинета докладную записку по этому поводу, а также по тесно связанному с этим вопросу о фрахте судов нейтральных стран.
Военно-морской министр – помощнику начальника военно-морского штаба
29 сентября 1939 года
Прошу завтра утром, пока заседает кабинет, снова созвать совещание по вопросу о железной руде, которое мы уже проводили в четверг, для рассмотрения разработанного мною проекта предложений. Бесполезно
Мне сказали, что нет ни одного немецкого или шведского судна, которое пыталось бы взять руду южнее Нарвика. Мне также сообщили, что в связи с наступлением морозов немцы, пользуясь водным путем, накапливают руду в Окселёсунде и, таким образом, смогут в зимние месяцы доставить грузы в Рур по Балтийскому морю через Кильский канал. Верны ли эти сообщения? Было бы крайне неприятно, если бы я приступил к минированию норвежских территориальных вод, а мне бы сказали, что это не достигнет цели.
Когда все уже было согласовано и решено в военно-морском министерстве, я вторично поставил этот вопрос перед кабинетом. Опять все подчеркивали необходимость принять такие меры, однако я не мог получить согласия на то, чтобы приступить к действию. Доводы министерства иностранных дел насчет нейтралитета были вескими, и я не мог противопоставить им более основательных. Как это будет видно далее, я продолжал настаивать на своем всеми средствами и при любом случае. Однако решение, о котором я просил в сентябре 1939 года, было принято лишь в апреле 1940 года. Но уже было слишком поздно.
Почти в тот же период (как нам теперь известно) взоры немцев были устремлены в том же направлении. 3 октября адмирал Редер представил Гитлеру проект, озаглавленный «Приобретение баз в Норвегии». Он просил «возможно скорее сообщить фюреру мнение военно-морского штаба о возможности расширения оперативной базы в северном направлении. Нужно выяснить, можно ли добиться получения баз в Норвегии с помощью совместного нажима России и Германии с целью улучшения нашего стратегического и оперативного положения». В связи с этим он составил ряд докладных записок и 10 октября передал их Гитлеру.
«В этих докладных записках, – писал он, – я подчеркивал те невыгоды, с которыми мы столкнулись бы в случае оккупации Норвегии англичанами: контроль над подходами к Балтике, фланговая угроза нашим морским и воздушным операциям против Англии и прекращение нашего давления на Швецию. С другой стороны, я подчеркнул, какие преимущества даст нам оккупация норвежского побережья: выход в Северную Атлантику, невозможность создания англичанами минного барьера по образцу 1917–1918 годов… Фюрер сразу же оценил значение норвежской проблемы, попросил меня оставить ему докладные записки и заявил, что обдумает этот вопрос».
Розенберг, специалист нацистской партии по иностранным делам, ведавший специальным бюро по руководству пропагандой в иностранных государствах, разделял взгляды адмирала. Он мечтал о том, чтобы «убедить Скандинавию воспринять идею нордической общины, охватывающей северные народы под естественным руководством Германии». Еще в начале 1939 года он полагал, что в лице крайне националистической партии Норвегии, возглавляемой бывшим военным министром Видкуном Квислингом, ему удалось найти орудие для проведения этой идеи в жизнь. Был установлен контакт, и через организацию Розенберга и немецкого военно-морского атташе в Осло деятельность Квислинга была увязана с планами немецкого военно-морского штаба.
14 декабря Квислинг со своим помощником Хагелином прибыл в Берлин, где Редер представил их Гитлеру для обсуждения плана нанесения политического удара в Норвегии. Квислинг прибыл с подробным планом. Гитлер, чтобы соблюсти тайну, притворился, будто избегает принятия на себя новых обязательств, и заявил, что предпочел бы, чтобы Скандинавия осталась нейтральной. Тем не менее, как утверждает Редер, в этот же день Гитлер приказал верховному командованию подготовиться к норвежской операции.
Разумеется, мы ничего об этом не знали. Как английское, так и германское военно-морские командования вполне правильно вели расчеты по одним и тем же стратегическим линиям, и одному из них удалось добиться от своего правительства конкретных решений.
Тем временем Скандинавский полуостров превратился в театр неожиданного столкновения, вызвавшего волну возмущения в Англии и во Франции. Это обстоятельство возымело весьма серьезное влияние на ход обсуждения норвежской проблемы. Как только Германия оказалась втянутой в войну с Англией и Францией, Советская Россия в духе заключенного ею с Германией пакта приступила к блокированию всех линий, ведущих в Советский Союз с запада. Одна из этих линий проходила из Восточной Пруссии через Прибалтийские государства; вторая – через воды Финского залива; третья – через Финляндию и Карельский перешеек и заканчивалась на финской границе в пункте, отстоявшем от ленинградских пригородов лишь на двадцать миль.
Советы не забыли опасностей, которым подвергся Ленинград в 1919 году. Даже белогвардейское правительство Колчака уведомило мирную конференцию в Париже, что базы в Прибалтийских государствах и Финляндии были необходимой защитой для русской столицы. Сталин высказал ту же мысль английской и французской миссиям летом 1939 года. В предыдущих главах мы видели, как естественные опасения этих малых государств служили препятствием англо-французскому союзу с Россией и проложили путь соглашению Молотова – Риббентропа.
Сталин не терял времени. 24 сентября в Москву был вызван эстонский министр иностранных дел, и спустя четыре дня его правительство подписало пакт о взаимопомощи, по которому русским было предоставлено право разместить свои гарнизоны в ключевых пунктах в Эстонии. 21 октября Красная Армия и военно-воздушные силы уже были на месте. Та же процедура была одновременно применена в Латвии. Советские гарнизоны появились также и в Литве. Таким образом, южный путь на Ленинград и половина береговой линии Финского залива оказались в кратчайший срок блокированными советскими вооруженными силами на случай немецких поползновений. Оставались открытыми подступы только через Финляндию.
В начале октября в Москву отправился Паасикиви, финский государственный деятель, в 1921 году подписавший с Советским Союзом мирный договор. Советские требования были большими: отодвинуть на значительное расстояние финскую границу на Карельском перешейке, чтобы Ленинград не был на расстоянии действия вражеской артиллерии; уступить некоторые финские острова, расположенные в Финском заливе, сдать в аренду полуостров Рыбачий с его единственным финским незамерзающим арктическим портом Петсамо и главное – сдать в аренду порт Ханко у входа в Финский залив для устройства в нем русской военно-морской и военно-воздушной базы. Финны готовы были уступить по всем пунктам, кроме последнего. Они считали, что с того момента, как ключи от Финского залива окажутся в руках русских, со стратегической и национальной безопасностью Финляндии будет покончено. 13 ноября переговоры были прерваны, и финское правительство приступило к мобилизации и усилению своих войск на карельской границе. 28 ноября Молотов денонсировал пакт о ненападении, заключенный между Финляндией и Россией. Спустя два дня русские перешли в наступление в восьми пунктах, расположенных на тысячемильном финском фронте, причем в то же утро красные военно-воздушные силы бомбили финскую столицу Хельсинки.