Вторая мировая война. (Часть III, тома 5-6)
Шрифт:
«А как насчет создания президентского комитета?» — спросил Рузвельт.
«Лучше отказаться от него, — ответил Молотов. — Это будет означать, что придется иметь дело с двумя органами вместо одного».
«Это, — сказал я, — решающий вопрос для нашей конференции. Весь мир ожидает решения, и если к концу конференции мы все еще будем признавать разные правительства Польши, весь мир увидит, что между нами по-прежнему существуют серьезные разногласия. Последствия этого будут в высшей степени прискорбными, и они наложат на нашу встречу печать провала. С другой стороны, мы явно смотрим с разных точек зрения на основные факты положения в Польше или по крайней мере, на некоторые из них. В соответствии со сведениями, которыми располагает Англия, люблинское правительство не нравится значительному большинству польского народа, и мы не можем считать, что за границей это
"Как хорошо известно маршалу Сталину и г-ну Молотову, — продолжал я, — лично я не соглашаюсь с действиями лондонского правительства, которое постоянно вело себя глупо. Однако если мы официально лишим признания тех, кого мы признавали до сих пор, и признаем это новое правительство, то мы подвергнемся самой серьезной критике. Мы не имеем доступа в эту страну. Мы не можем ни видеть, ни слышать, каковы там настроения. Будут говорить, что мы можем только полагаться на утверждения люблинского правительства о настроении польского народа. Дебаты, которые за этим последуют, будут в высшей степени неприятны и затруднительны для единства союзников, даже если предположить, что мы смогли бы согласиться на предложения моего друга г-на Молотова.
Я не думаю, — продолжал я, — что эти предложения идут достаточно далеко. Если мы отречемся от польского правительства в Лондоне, то новое начало должно быть положено обеими сторонами на более или менее равных условиях. Все наши разногласия будут, конечно, устранены, если в Польше будут проведены свободные и беспрепятственные всеобщие выборы в условиях всеобщего избирательного права и свободы выдвижения кандидатов. Как только это произойдет, правительство его величества будет приветствовать созданное таким образом правительство, игнорируя польское правительство в Лондоне. Наибольшую тревогу вызывает у нас именно период до выборов".
Меня поддержал президент. Он сказал, что главная цель американцев — скорейшее проведение всеобщих выборов в Польше. Единственный вопрос заключается в том, какое управление Польша должна иметь до тех пор. Он выразил надежду, что выборы можно будет провести до конца года. Поэтому проблему следует считать ограниченной во времени.
Затем Сталин коснулся моей жалобы на то, что у меня нет информации и нет способов получить ее.
«Я располагаю некоторыми сведениями», — ответил я.
«Они не согласуются с моими», — возразил Сталин. Затем он произнес речь, в которой заверил нас, что люблинское правительство действительно очень популярно. В особенности это касается Берута, Осубка-Моравского и генерала Жимерского. Они не покидали страну в период германской оккупации, жили все время в Варшаве и выдвинулись из рядов подпольщиков. Это произвело глубокое впечатление на поляков. Следует учитывать особое настроение людей, которые пережили германскую оккупацию. Они симпатизируют всем, кто не покинул страну в тяжелое время, и считают, что три названных им лица — как раз такие люди. Он сказал, что не думает, чтобы они были гениями. Вполне возможно, что в составе лондонского правительства есть более умные люди, но их не любят в Польше, потому что их не видели там в период, когда население страдало под гнетом гитлеровской оккупации. Возможно, что такое чувство примитивно, но оно, бесспорно, существует.
Для Польши, сказал он, освобождение страны советскими войсками было великим событием, и этот факт все изменил. Хорошо известно, что поляки не любили русских, потому что последние трижды участвовали в разделе Польши. Однако наступление советских войск и освобождение Польши целиком изменили настроение поляков. Старая вражда исчезла, уступив место доброжелательности и даже восторженному отношению к русским. Это вполне естественно. Население ликовало, видя бегство немцев и почувствовав себя свободным. По словам Сталина, у него создалось впечатление, что население Польши считает изгнание немцев великим патриотическим торжеством
Сталин считал, что нельзя игнорировать эти факты, если мы хотим понять настроение польского народа. Я говорил, что опасаюсь окончания конференции без достижения соглашения.
Существует недовольство, продолжал Сталин, тем, что польское правительство не было избрано. Естественно, что было бы лучше иметь правительство, созданное на основе свободных выборов, но до сих пор этого не допускала война. Однако приближается день, когда можно будет провести выборы. До тех пор нам следует иметь дело с Временным правительством, как мы имели, например, дело с правительством генерала де Голля во Франции, которое также не было избрано. Мне неизвестно, сказал Сталин, кто пользуется большим авторитетом — Берут или генерал де Голль. Однако заключить договор с генералом де Голлем оказалось возможным. Почему мы не можем также заключить договор с расширенным польским правительством, которое было бы не менее демократическим? Неразумно требовать от Польши большего, чем от Франции. До сих пор французское правительство не провело никаких реформ, которые вызвали бы восторг во Франции, тогда как польское правительство приняло закон о земельной реформе, который вызвал большой энтузиазм.
«Как скоро, — спросил президент, — можно будет провести выборы?»
«В пределах месяца, — ответил Сталин, — если не произойдет никакой катастрофы на фронте».
Я сказал, что это, конечно, должно нас успокоить и что мы сможем безоговорочно поддержать свободно избранное правительство, которое заменит все остальное, и мы не должны требовать ничего, что может сколько-нибудь помешать военным операциям. Это главная цель. Если, однако, волю польского народа можно будет выяснить в такой короткий срок или даже в течение двух месяцев, то положение целиком изменится и никто не сможет возражать.
После этого мы согласились предоставить нашим министрам иностранных дел обсудить этот вопрос.
В соответствии с этим решением три министра собрались в полдень 9 февраля. Они не смогли прийти к соглашению. Однако когда конференция собралась на пленарное заседание в 4 часа дня, Молотов представил некоторые новые предложения, которые были значительно ближе к американскому проекту. Предлагалось, чтобы люблинское правительство было «реорганизовано на более широкой демократической базе с включением демократических деятелей из самой Польши, а также из числа поляков, живущих за границей». Молотов должен был проконсультироваться в Москве с английским и американским послами о методах такой реорганизации. После реорганизации люблинское правительство будет обязано как можно скорее провести свободные выборы, и мы затем признаем любое правительство, которое будет создано в результате выборов. С небольшими поправками он принял американский план.
Это было значительным успехом, и я так и сказал.
Рузвельт заявил, что разногласия между нами и русскими теперь в основном касаются лишь формулировок. Но и он, и я беспокоились о том, чтобы выборы были действительно честными и свободными. Я сказал Сталину, что мы находимся в очень невыгодном положении, так как мы очень мало знаем об обстановке внутри Польши и все же должны принимать в высшей степени ответственные решения. Русские, американские и английские наблюдатели должны присутствовать при выборах, чтобы заверить весь мир, что все проделано честно. Совершенно невозможно, сказал я, преувеличить значение честного проведения выборов. Так, например, сможет ли Миколайчик вернуться в Польшу и организовать свою партию к выборам?
«Этот вопрос должны будут обсудить послы и Молотов, когда они встретятся с поляками», — сказал Сталин.
Я ответил: «Я должен иметь возможность сообщить палате общин, что выборы будут свободными и что будут даны эффективные гарантии их свободного и честного проведения».
Сталин указал, что Миколайчик принадлежит к крестьянской партии, которая, не будучи фашистской, может принять участие в выборах и выдвинуть своих кандидатов. Я сказал, что уверенность в этом возросла бы, если бы крестьянская партия была уже представлена в польском правительстве, и Сталин согласился, что в правительство должен быть включен один из ее представителей.