Вторая мировая война. В одном томе
Шрифт:
В отеле «Регина» один джентльмен представился кому-то из моих спутников. Фамилия его была Ганфштенгль. Он много говорил о фюрере, с которым, по-видимому, был весьма близок. Так как он показался мне веселым и разговорчивым человеком и к тому же прекрасно говорил по-английски, я пригласил его к обеду. Он чрезвычайно интересно рассказывал о деятельности Гитлера и о его взглядах. Чувствовалось, что он совсем им очарован. По всей вероятности, ему было поручено войти в контакт со мной, и он явно старался произвести приятное впечатление. После обеда он сел за рояль и так хорошо исполнил множество пьес и песен, что мы получили огромное удовольствие. Он, казалось, знал все мои любимые английские песни. Он прекрасно умел развлечь общество. Как оказалось, в то время он был любимцем фюрера. Он сказал, что мне следовало бы встретиться с Гитлером и что устроить это нет ничего легче. Гитлер ежедневно
В то время у меня не было какого-либо национального предубеждения против Гитлера. Я мало знал о его доктрине и о его прошлом и совсем ничего не знал о его личных качествах. Я восхищаюсь людьми, которые встают на защиту своей потерпевшей поражение родины, даже если сам нахожусь на другой стороне. Он имел полное право быть германским патриотом, если он желал этого. Я всегда хотел, чтобы Англия, Германия и Франция были друзьями. Однако в разговоре с Ганфштенглем между прочим спросил:
«Почему ваш вождь так жестоко ненавидит евреев? Я могу понять ожесточение против евреев, которые в чем-нибудь провинились или выступают против своей страны, мне понятно также, когда противодействуют их попыткам захватить господствующее положение в какой бы то ни было области. Но как можно быть против человека только потому, что он от рождения принадлежит к той или другой нации? Разве человек властен над своим рождением?»
По-видимому, он все это пересказал Гитлеру, так как уже на следующий день, около полудня, явился с весьма серьезным видом и сообщил, что мое свидание с Гитлером, о котором он со мной договорился, не состоится, так как в этот день фюрер в отель не придет. Больше мне не пришлось видеться с Путци (это было его ласкательное имя), несмотря на то, что мы прожили в этом отеле еще несколько дней. Так Гитлер упустил единственный представлявшийся ему случай встретиться со мной. Впоследствии, когда он был уже на вершине своего могущества, мне довелось получить от него несколько приглашений. Однако к тому времени многое изменилось, и я уклонился от них.
Пока в Европе совершались эти угрожающие изменения в соотношении военной мощи победителей и побежденных, на Дальнем Востоке также выявилось полнейшее отсутствие согласия между неагрессивными миролюбивыми странами. События здесь приняли точно такой же катастрофический оборот, как и в Европе, и причиной этого послужил все тот же паралич мысли и действий, поразивший руководителей бывших и будущих союзников.
Экономический шквал 1929–1931 годов затронул Японию не меньше, чем весь остальной мир. За период с 1914 года ее население увеличилось с 50 миллионов до 70 миллионов человек. Число металлургических заводов возросло с 50 до 148. Стоимость жизни непрерывно повышалась. Производство риса в стране оставалось на неизменном уровне, а импорт его обходился дорого. Потребность в сырье и во внешних рынках была настоятельной. В условиях жестокой депрессии Англия и сорок других стран ощущали с течением времени все большую необходимость применять ограничения или устанавливать высокие тарифы на ввоз японских товаров, производившихся на фабриках с такими условиями труда, которые не могли идти ни в какое сравнение с европейскими или американскими нормами. Китай в большей, чем когда-либо, мере являлся для Японии главным рынком сбыта текстильных и других изделий и почти единственным ее источником угля и железной руды. Поэтому утверждение контроля над Китаем стало главной задачей японской политики.
В сентябре 1931 года под предлогом местных беспорядков японцы оккупировали Мукден и зону Южно-Маньчжурской железной дороги. В январе 1932 года они потребовали роспуска всех китайских организаций антияпонского характера. Китайское правительство ответило отказом. Тогда японцы высадились 28 января в северной части международного сеттльмента в Шанхае.
Китайцы мужественно сопротивлялись. Несмотря на то что у них не было самолетов, противотанковых орудий и другого современного вооружения, они более месяца оказывали сопротивление. В конце февраля, понеся чрезвычайно тяжелые потери, они были вынуждены отойти со своих фортов в заливе Усун и занять позиции примерно на расстоянии 12 миль от побережья. В начале 1932 года японцы создали марионеточное государство Маньчжоу-Го. Через год к нему была присоединена захваченная японцами китайская провинция Жэхэ, а в марте 1933 года японские войска, проникшие далеко в глубь беззащитных районов, достигли Великой Китайской стены. В этой агрессивной акции нашли свое выражение возросшая мощь Японии на Дальнем Востоке и изменившийся уровень ее военно-морских сил.
В феврале 1933 года Лига Наций заявила, что государство Маньчжоу-Го не может быть признано. Хотя на Японию не было наложено санкций, равно как не было принято каких-либо других мер в отношении нее, 27 марта 1933 года Япония вышла из Лиги Наций. Во время войны Германия и Япония находились в противоположных лагерях, теперь же они смотрели друг на друга уже совсем по-иному. В то самое время, когда от Лиги Наций особенно требовались активность и сила, обнаружилось, что ее моральный авторитет не имеет какой-либо физической опоры.
Глава 6
Атмосфера сгущается (1934 г.)
В Риме без восторга отнеслись к вступлению Гитлера в 1933 году на пост канцлера Германии. Нацизм рассматривали там как грубую и крайнюю версию фашизма. Притязания великой Германии в отношении Австрии и в Юго-Восточной Европе были общеизвестны. Муссолини предвидел, что ни в одном из этих районов итальянские интересы не будут совпадать с интересами новой Германии. И ему не пришлось долго ждать подтверждений этому.
Присоединение Австрии к Германии составляло одну из самых заветных целей Гитлера. На первой же странице «Майн кампф» говорится: «Германская Австрия должна возвратиться в лоно своей великой германской родины». Поэтому нацистское правительство Германии с момента прихода к власти в январе 1933 года посматривало в сторону Вены. Гитлер еще не мог позволить себе вступить в конфликт с Муссолини, который громко возвестил о своей заинтересованности в Австрии. Даже при просачивании в эту страну, а также в своей подпольной деятельности в Австрии тогда еще слабая в военном отношении Германия должна была соблюдать осторожность. Однако нажим на Австрию начал сказываться с первых же месяцев. Австрийскому правительству непрестанно предъявлялись требования о включении членов австрийской нацистской партии – сателлита Германии – в состав кабинета и о назначении их на важнейшие посты в правительстве. Австрийские нацисты проходили обучение в специальном Австрийском легионе, организованном в Баварии. Взрывы бомб на железных дорогах и в туристских центрах, немецкие самолеты, сбрасывавшие дождь листовок на Зальцбург и Инсбрук, – все это нарушало мирную жизнь республики. Позициям австрийского канцлера Дольфуса в равной мере угрожали давление социалистов в стране и германские покушения на независимость Австрии. Но это была не единственная угроза, нависшая над австрийским государством. Следуя дурному примеру своих германских соседей, австрийские социалисты создали собственную армию, которая должна была дать им возможность попирать волю избирателей. Все эти опасности вырисовывались перед Дольфусом в 1933 году. Единственной страной, к которой он мог обратиться за защитой и от которой он уже получил заверения в поддержке, была фашистская Италия. В августе 1933 года Дольфус встретился с Муссолини в Риччионе. Между ними было достигнуто полное личное и политическое взаимопонимание.
До середины 1934 года правительство Его Величества в основном могло еще управлять ходом событий, не рискуя войной. Оно могло в любое время, действуя в согласии с Францией и через посредство Лиги Наций, оказать сильнейший нажим на гитлеровское движение, которое вызывало глубокий раскол среди немцев. Это не привело бы к кровопролитию. Но благоприятный момент уже подходил к концу. На горизонте все яснее вырисовывалась вооруженная Германия, подчиненная нацистскому контролю. И все же, сколь ни покажется это невероятным, даже на протяжении значительной части этого решающего года Макдональд, опираясь на политический авторитет Болдуина, продолжал прилагать усилия к разоружению Франции. Я могу лишь процитировать бесплодный протест, с которым я выступил в парламенте 7 февраля:
«А что, если после того, как мы уравняем французскую армию с германской и сократим ее до размеров последней, после того, как мы добьемся равенства для Германии и эти перемены вызовут соответствующую реакцию в Европе, что если Германия заявит нам тогда: “Как вы можете держать великую страну с 70-миллионным населением в таком положении, при котором она лишена права иметь военно-морской флот, равный по силе крупнейшим флотам мира?” Вы скажете на это: “Нет, мы не согласны. Армии – дело других народов, флоты же – это вопрос, затрагивающий интересы Англии, и мы вынуждены сказать – нет”. Но каким образом сможем мы сказать это “нет”?.. Никогда мы не были столь уязвимы, как сейчас. До войны я часто слышал критические замечания по адресу либерального правительства… Гораздо большая ответственность ляжет на тех, кто ныне стоит у власти, если вопреки нашим желаниям и надеждам беда все же случится.