Вторая мировая война. Вырванные страницы
Шрифт:
В оставшихся шестнадцати дивизиях группы армий «Kurland», когда они сдались в строгом соответствии с приказом главного командования Вермахта ровно в 14:00 часов 8 мая, насчитывалось вместе с тыловыми подразделениями, хозяйственными службами, госпиталями вместе с их персоналом и ранеными, вспомогательными, административными подразделениями, короче, со всей инфраструктурой, только около 280 тысяч человек. В самый последний день 26 000 человек удалось вывезти из «Kurland» — из Либавы и Виндавы, морем, в составе шести морских конвоев на самых разнообразных судах — всех, какие только держались на воде.
При этом, по другим данным, перед самой сдачей в плен группа армий «Kurland» насчитывала 42 генерала, 8038 офицеров, 181 032 унтер-офицера и рядовых, 16 000 латышских добровольцев из 19-й гренадерской дивизии СС (латвийской № 2), то есть 205 000 человек.
* * *
Исходя из всех вышеприведенных цифр получается, что удержанием «курляндского котла» не Красная Армия успешно решила свою задачу, заперев мощную группировку Вермахта и не дав Гитлеру усилить свои войска в Померании и на Берлинском направлении, а, наоборот, германская армия успешно решила свою задачу — оттянуть на себя возможно большее количество советских войск. И единственное, в чем можно здесь упрекнуть Гитлера, это то, что он оставил здесь излишнее количество своих войск. Если принимать во внимание соотношение потерь среди советских и германских войск, которое в этой войне равнялось минимально 1:7 (один к семи), а максимально 1:10 (один к десяти), то для удержания возле себя вышеупомянутых сил «Советов» достаточно было держать в «Курляндии» не 280 000 солдат и офицеров, а тысяч сто — максимум, сто пятьдесят. Такая пропорция 130 000:500 000 вполне имела право на жизнь. Гитлер наконец-то начал это понимать и уже с конца зимы разрешил потихоньку выводить лишние соединения из «Страны Kurland» (как ее теперь стали называть сами осажденные), но делал он это крайне неохотно и медленно, что и привело к создавшемуся «переизбытку» войск в «Курляндии». Фюрер никак не мог расстаться со своей, уже ставшей в сложившихся условиях химерической и призрачной идеей о нанесении мощного контрудара из «Имперских ray» «Kurland» и «Ost Preussen» силами запертых там группировок Вермахта в тыл наступающим на Берлин армадам «Советов».
Еще в начале февраля 1945 года, когда советские войска вышли к Одеру, блокировали Восточную Пруссию и вот-вот могли блокировать Западную Пруссию и Померанию, в «Kurland» все еще оставалось двадцать пехотных и две танковые дивизии, причем все боеспособные и хорошо оснащенные. С трудом начальнику германского Генерального штаба генералу Гудериану удалось убедить Гитлера перебросить из «Kurland» хоть какие-то соединения на помощь Берлину. Он разрешил взять из «Kurland» четыре пехотные и одну танковую дивизии.
* * *
Кстати, один маленький, удивительный и в то же время в общем-то характерный штришок. Всю зиму и весну 1945 года, вплоть до самых последних своих дней в мае 1945 года, германские войска вовсю использовали акваторию Балтийского моря в качестве своих внутренних коммуникаций для перевозки боеприпасов, продовольствия, войск, эвакуации мирных жителей, раненых. И все это время, да что там говорить — всю войну мощнейший Балтийский флот, насчитывающий в самом начале войны 2 линейных корабля (знаменитые линкоры «Марат» и «Октябрьская Революция»!), 2 новейших, «с иголочки» крейсера («Киров», «Максим Горький»), 2 лидера («Ленинград», «Минск»), 21 эскадренный миноносец, 66 подводных лодок, 33 тральщика, 7 сторожевых кораблей, 48 торпедных катеров, несколько десятков вспомогательных судов, — так вот, весь он стоял в Кронштадтской бухте, да на рейде возле Ленинграда. Такого количества военных судов и в помине не было на Балтике у Кригсмарине — военно-морского флота Германии. При этом краснознаменный Балтийский флот пытался действовать активно только в сорок первом году. И каждый раз, при каждой такой попытке он терял свои боевые корабли, и не по одному, а сразу несколько! То линкор повредят и пять-шесть других кораблей утопят, то лидер или крейсер с таким же «довеском» потопят. Поэтому больше таких попыток флот Уже не предпринимал до самого конца войны, уйдя в «глухую оборону». Хотя нападать на него никто в общем-то и не собирался. И так всю войну. Даже в сорок пятом, последнем, победном году, Балтийский флот, даром что «краснознаменный», не осмелился выйти в море. Советские адмиралы тогда (а после войны
неблагоприятное для «нас» расположение «вражеских» берегов;
страшные и неумолимые «юнкерсы», тучами обсевшие все эти берега и только и ждущие, когда в море покажется подобная «невинной овечке» жертва;
мелкое, непригодное для больших кораблей Балтийское море;
мириады мин, которыми «проклятые супостаты» завалили все мало-мальски пригодные фарватеры - приобрели железобетонную прочность, и на этой «железобетонной конструкции» и строится вся система оправданий бездействия советского Балтийского флота в течение всей войны.
Но вот для Кригсмарине подобных неудобств почему-то не было. И море для них было достаточно глубоким и неблагоприятное уже для Кригсмарине расположение берегов, когда, начиная с середины сорок четвертого года, «Советы» вывели из войны Финляндию, доминирующую над всей восточной частью Балтийского моря, и вышли на берега Прибалтики, обеспечив себе морские базы и аэродромы, позволяющие контролировать всю центральную часть Балтийского моря, то есть все побережье Германии до Померании включительно, — все это не помешало Кригсмарине бесперебойно или почти бесперебойно снабжать свои окруженные группировки в «Курляндии» и Восточной Пруссии, а позже и в Данциге, и в Кольберге (теперь польский город Колобжег). Причем не только снабжать. Солдаты и офицеры, которых командование окруженной группировки отпускало из «котла» в отпуска (!), спокойно раскатывали по морю.
И мин советских Кригсмарине почему-то не боялось. То ли их просто не ставили в море, то ли их оперативно обезвреживали, протраливали. И бомбардировщиков наших знаменитых они тоже не боялись. А может, и боялись до «скрежета зубовного», до «бессонных ночей», до «энуреза», но тем не менее бомбардировщики эти Кригсмарине не мешали. Ничем не мешали. Ну разве только что этот самый энурез вызывали. Да и то вряд ли. Главным врагом, главной помехой для Кригсмарине были в это время не краснознаменный Балтийский флот, не советские ВВС, не советские мины, не советские подлодки. Нет. А нехватка топлива для судов. Нехватка самих судов и в связи с этим повышенная нагрузка на имеющиеся суда, и, как следствие, более частые ремонты. А из-за этого и нехватка запчастей и ремонтной базы.
Но в ответ на эти обвинения советские адмиралы и военные «историки» сразу же приведут яркие примеры того, что краснознаменный Балтийский флот во время войны не бездействовал, а, наоборот, воевал вовсю, бил проклятых фашистов в «пух и прах». То эсминец финский потопит, то сухогруз, идущий из Швеции с грузом стратегической руды.
При этом на слове «стратегической» обязательно делали ударение. Все-таки, когда топят простое гражданское судно, да еще идущее из нейтральной страны, то, наверное, даже и у советского историка как-то гадко делается на душе. А если со «стратегической» рудой потопили — вроде как дивизию из строя вывели. И уже не пиратом и бандитом выглядит капитан советской подлодки, а, наоборот, — героем!
При этом непременно говорится, что нацисты удирали (нацисты не могут эвакуироваться, они могут только удирать).
Ну и, наконец, «Вильгельм Густлофф» («Wilhelm Gustloff»), потопленный 30 января 1945 года подводной лодкой С-13 капитан-лейтенанта А. Маринеско.
«Вильгельм Густлофф» — это песня! От семи до десяти тысяч потопленных нацистов. Целая дивизия тремя торпедами! То ли пехотная, то ли танковая дивизия — целиком.
Многократно повторяемая фраза «целая дивизия» превратилась в какой-то пошлый и заезженный штамп, одно произнесение которого приводит в благоговейный трепет и писак-журналюг, чуть ли не закатывающих глазки при его произнесении, и убеленных благородными сединами адмиралов и генералов. Кстати, «убеленных благородными сединами» тоже штамп: вы где-нибудь, Уважаемый Читатель, видели «неблагородные седины» или, может быть, объясните, чем «благородная» седина отличается от «неблагородной»?