Вторая модель
Шрифт:
— Нет. Я некоторое время был с другими людьми, но они потом ушли.
— И с тех пор ты один?
— Да.
Хендрикс посмотрел на мальчика. Он был каким-то странным. Говорил очень мало. Но, возможно, такими они и были, дети, которые смогли выжить среди этого ужаса. Тихими. Стойкими. Какой-то странным фатализм владел ими. Для них не было ничего неожиданного. Они могли перенести все, что угодно. Теперь уже не было никакого нормального, никакого естественного хода событий, как морально, так и физически, который был бы неожиданнен для них. Обычаи, привычки,
Остался только один грубый опыт.
— Я не иду слишком быстро для тебя, малыш? — участливо поинтересовался Хендрикс.
— Нет.
— Как же тебе удалось меня увидеть?
— Я ждал.
— Ждал? — Хендрикс был озадачен. — Что же ты ждал?
— Поймать что-нибудь.
— Какого рода что-нибудь?
— Что-нибудь, что можно было бы съесть.
— О! — Хендрикс печально сжал губы. Тринадцатилетний мальчик, живущий на крысах, сусликах и наполовину сгнивших консервах. В какой-нибудь дыре под развалинами города, полного очагов радиации и «когтей», с азиатскими пикирующими минами над головой…
— Куда мы идем? — спросил внезапно Дэвид.
— В азиатские окопы.
— К азиатам? — В голосе мальчика пробудился интерес.
— Да к нашим врагам. К тем людям, которые начали эту войну и первыми применили атомные бомбы. Помни, что они первыми заварили эту кашу.
Мальчик кивнул. На его лице не было никакого выражения.
— Я — американец, — гордо сказал Хендрикс.
Но мальчик промолчал.
Так они и шли, вдвоем. Хендрикс чуть впереди, мальчик за ним, прижимая к груди свою игрушку.
Около четырех часов дня они сделали привал, чтобы пообедать. Хендрикс развел костер в углублении между бетонными плитами. Он повыковыривал, где можно, сухую траву, насобирал кучу сухих веток. Азиатские окопы были уже недалеко. Вокруг было то, что некогда было длинной долиной — сотни акров фруктовых деревьев и виноградников. Теперь здесь уже ничего не осталось, кроме нескольких голых пней и гор, которые где-то вдали, на горизонте, и туч. Остатки домов и того, что когда-то было дорогой.
Хендрикс приготовил кофе и подогрел баранью тушенку.
— Держи! — Он протянул баку и кусок хлеба мальчику. Дэвид сидел на корточках у края костра, его узловатые белые коленки выступали вперед. Он посмотрел на еду и, качая головой сказал:
— Нет.
— Нет? Тебе что, совсем не хочется есть?
— Совсем.
Хендрикс пожал плечами. Возможно мальчик был мутантом, привыкшим к особой пище. Но какое это имело значение? Когда он был голоден, ведь он находил пищу себе здесь, в развалинах! Да, мальчик этот странен, но в мире ведь произошло столько перемен… Жизнь больше уже не была такой, как раньше. И никогда снова не станет такой. Человечеству придется рано или поздно смириться с этим.
— Ну что ж, как хочешь, — проговорил Хендрикс. Он сам съел весь хлеб и тушенку, затем выпил кофе. Ел он медленно, размеренно двигая челюстями.
Закончив с едой, он встал и затоптал костер.
Дэвид медленно поднялся, следя за ним своими молодыми и в тоже время старческими глазами.
— Мы идем дальше, малыш, — сказал Хендрикс.
— Хорошо.
Майор вновь двинулся в путь, держа винтовку наперевес. Азиаты должны были быть где-то рядом. Хендрикс был внимательным и готов ко всякой случайности. Конечно, азиаты ждали ответа на свои предложения, но нельзя забывать, что они были горазды на всякие уловки. Хендрикс внимательно осматривал окружающую местность. Ничего, кроме развалин и пепелищ, нескольких холмов, обугленных деревьев. Бетонные стены. Но где-то впереди должен быть передовой бункер азиатских окопов — передовой командный пункт.
Подземный, выкопанный очень глубоко, только перископ торчит на поверхности, да пара стволов крупнокалиберных пулеметов. Может быть еще антенна.
— Мы скоро придем туда? — спросил Дэвид.
— Да. Уже устал?
— Нет.
— Тогда что?
Мальчик не ответил. Он продолжал осторожно плестись следом, внимательно выбирая себе путь среди куч камней и золы. Его голые ноги, также как и поношенные башмаки, посерели от пыли, изможденное лицо было все в царапинах, на которых также был серый пепел. Такой же серый налет покрывал его потрескавшиеся губы. На этом бледном лице не было, казалось, никаких других красок, кроме серой. «Пожалуй, это типичное лицо нового поколения детей, выросших в погребах и подземных убежищах», — подумал офицер.
Хендрикс замедлил шаг, поднял бинокль и стал внимательно осматривать местность. Были ли они здесь, в каком месте, поджидая его? Следя за ним, точно таким же образом, как его люди наблюдали за азиатским парламентером?
По спине человека пробежали мурашки. Возможно, что они уже изготовили свои винтовки и вот-вот выстрелят, также как и его люди были готовы к убийству, как только заметили врага?!
Хендрикс отнял от глаз бинокль и вытер со лба пот. Он чувствовал себя преотвратно. Но ведь его должны были ждать! А это делало ситуацию совершенно другой.
Он вновь зашагал по пеплу, крепко сжимая винтовку двумя руками. Дэвид шел за ним. Хендрикс, поджав губы, внимательно смотрел во все стороны. В любую минуту это могло произойти. Вспышка белого огня, вернее, аккуратно наведенный прицел на цель из глубокого бетонного бункера.
Он поднял руку и начал описывать ею круговые движения.
Ничего не шевелилось. Справа от него была расположена длинная гряда холмов, на вершине которой торчали мертвые стволы деревьев. Вокруг были видны останки дикого винограда и остов беседки. И вечная черная трава.
Хендрикс внимательно осмотрел гряду. Может быть, что-нибудь там?
Прекрасное место для обзора. Он медленно направился к этому месту. Дэвид молча последовал за ним. Будь он командиром здесь, обязательно бы выставил на верху часового, чтобы пресечь все возможные попытки янки прорваться к командному пункту. Конечно, будь он командиром, для полной гарантии здесь была бы и тьма «когтей».
Он остановился.
— Мы пришли? — спросил Дэвид.
— Почти.
— Почему же тогда мы остановились?