Вторая молодость миссис Доналдсон
Шрифт:
Но Лора заварила ей чаю, а Энди предложил сменить мешок в пылесосе, и момент был упущен.
На следующее занятие со студентами-медиками миссис Доналдсон досталась язва двенадцатиперстной кишки, диагноз, к которому ей готовиться было незачем, поскольку мистер Доналдсон страдал от язвы практически с молодости. Она знала все симптомы, знала, как что болит, знала, что провоцирует обострение, и решила, что в ее случае это будет стресс на работе — она представилась личной помощницей одного крупного промышленника. С чего это приключилось
Группа была из первокурсников, при осмотре ей весьма неумело мяли диафрагму и делали это с таким пылом, что, когда нащупали-таки нужную точку, миссис Доналдсон вскрикнула от боли почти без притворства.
Обычно доктор Баллантайн спешил защитить псевдобольных от чересчур рьяных действий студентов хотя бы потому, что традиционно использовал возможность поиздеваться над будущими врачами («Говорите, мистер Хоррокс, ему трудно глотать? Немудрено — вы же ему кулак чуть не в глотку засунули»). Однако на сей раз он был поглощен новым в своем арсенале орудием — видеокамерой, на которую снимал занятие.
Баллантайн никому ее не доверял («Это медицинский инструмент. Нужно знать, откуда и что снимать. Камера для меня — что скальпель для хирурга»). Он, вне зависимости от происходившего, снимал в основном миссис Доналдсон, и она решила, что это скорее игрушка, нежели инструмент, но решила так потому, что ее супруг так же страстно увлекался всяческими технологическими новинками и так же ревниво их охранял. Ей запрещалось прикасаться к газонокосилке, к CD-проигрывателю и даже к электроножу, и только после его смерти она получила возможность пользоваться ими напропалую, и одной из маленьких радостей, скрашивавших ее горе, было то, что она уже не должна была играть роль хрупкой, беспомощной женщины.
Миссис Доналдсон относилась к съемке на видео скептически еще и потому, что считала: камера подчеркивает в симулированных пациентах самые слабые стороны, побуждает их переигрывать и выпендриваться, и здесь Делия с ней была согласна.
— Как можно быть естественной, когда тебе тычут в нос эту штуковину?
К примеру, имелся Терри, у которого в тот день был рак в терминальной стадии. И всякий раз, почувствовав на себе взгляд объектива, он устремлял взор вдаль, словно разглядывал свое трагическое будущее и неотвратимое небытие.
Мисс Бекинсейл, которая обычно не таила своих актерских талантов, в данном случае оставалась равнодушной. Она объяснила миссис Доналдсон, что к камере давно привыкла, поскольку слабоумие в ее исполнении было оценено так высоко, что она даже демонстрировала его «на настоящую камеру» в Глазго, и ее возили на медицинскую конференцию на остров Мэн.
Как оказалось, скепсис миссис Доналдсон по поводу видеокамеры оказался совершенно оправданным. В следующий четверг ей нужно было изображать болезнь Крона, но к тому времени аппарат утратил свою
Справедливости ради следует отметить, что дело было не в легкомысленности Баллантайна. Он был высокого мнения о своих актерах, которые были по-своему первопроходцами. Но, просматривая отснятый материал, Баллантайн ужаснулся тому, как неубедительно все это выглядит. Затянуто, плоско, размазанно. Те сюжеты, которые казались ему естественными и жизненными, в записи оказались искусственными и постановочными.
Кое-что можно было списать на неопытность симулированных пациентов, стеснявшихся камеры, но на самом деле запись просто нуждалась в монтаже. Этого Баллантайну никто не объяснил, и он забросил опыты с видео, а поскольку рассказать почему, он не мог, миссис Доналдсон решила, что подтвердились ее догадки.
Она-то на записи получилась отлично, во всяком случае, по мнению доктора; впрочем, он смотрел на нее с большей симпатией, чем на всех остальных, к тому же, правду сказать, он ее слегка побаивался. Знай она об этом, возможно, и она бы относилась к доктору теплее, но они с Делией только и увидели, что игрушка, которой Баллантайн забавлялся всю предыдущую неделю, теперь в основном стояла на треноге и обозревала происходящее своим циклопьим глазом.
— И они еще говорят, что им средств мало выделяют, — сказала Делия.
Дома же так и оставался нерешенным вопрос платы за комнату — жильцы задолжали уже за четыре недели. Сирил такого бы не потерпел, говорила себе она, впрочем, он вообще не стал бы пускать жильцов. С раздражением справиться не удавалось, и от этого она чувствовала себя унылой занудой. Однако твердо решила поднять этот вопрос.
Она не видела их несколько дней — видимо, оба старались не попадаться ей на глаза, но как-то вечером, придя из больницы, застала их на кухне — они ее будто поджидали.
Энди налил ей чаю. (Вот тут они безупречны, подумала она, отлично понимая, что Гвен отругала бы ее за наивность.)
— Что у вас было сегодня? — спросила Лора.
— Очередная язва двенадцатиперстной кишки, однако сами знаете, кто посоветовал не исключать и грыжу пищевода. Ну и, естественно, изжога.
— Из-за стресса? — спросила Лора.
— Вероятно, — ответила миссис Доналдсон. — Впрочем, последние исследования говорят о том, что причиной могут быть и бактерии.
— Точно, — сказала Лора. — Я как-то об этом забыла. Да, насчет денег.
— Мы должны за четыре недели, — сообщил Энди.
— Неужели? — сказала миссис Доналдсон. — Дайте-ка вспомню. — И она сделала вид, что считает. — Да, четыре недели.
— За неделю у нас есть. — Энди положил на стол конверт. — Пока что мы не можем заплатить больше и хотели предложить как-то договориться по поводу остального. Мы могли бы что-нибудь сделать… — Он устремил взгляд в чашку, — …взамен.