Вторая петля
Шрифт:
В следующий миг моя непринужденная улыбка осветила затканные вековой паутиной углы, я пристроился на полу рядом с девицей и попросил для вдохновения коснуться ее руки. И все. Дальше я уже все знал. Она могла бы молчать, последующий диалог был под силу мне одному.
– - Могу ли я знать твое имя? , -- Мария Изабелла дель...
Там еще три раза повторялось "дель", четыре раза "де" и один раз "ибн". Повторить ее имя я не смог бы даже под страхом смерти.
– - Достаточно, -- прервал я ее.
– - Твоих имен хватит на полностью
Через полчаса, совершив краткий ознакомительный экскурс в проблемы пространственно-временного континуума, мы перешли непосредственно к волнующей даму теме.
О, Мода! По убойной силе с твоими чарами могут сравниться разве что стрелы Амура! Ты всецело завладеваешь трепещущими женскими сердцами и заставляешь неандерталку сокрушать череп несъедобному пещерному леопарду, чтобы завладеть его шкурой, а женщину более цивилизованных времен -- в сладком оцепенении замирать у прилавков и витрин, Как я благодарил твое извечное непостоянство и как признателен был Эллочке из отдела костюмов и обрядов за казавшееся раньше ненужным посвящение в твои тайны.
Я вскользь коснулся древнегреческих туник, хитонов, хламид и экзомид, рысцой пробежался по незнакомой мне одежде начала эпохи глобальных религий и медленно, смакуя каждое слово, поплелся по благодатной ниве мод просвещенных веков.
Платья вечерние и пеньюары утренние, плиссе и гофре, юбки мини-миди-макси, брюки и блейзеры, свитера и блузки, кокетки, планки, вытачки и полочки, клапаны врезные и накладные, подплечники, застежки потайные, смещенные и "молнии", рукава втачные, рубашечные и "кимоно", воротники отложные и стойкой...
Бедная Эллочка краснела и бледнела, хваталась за голову, в ужасе отшатывалась, восклицая: "Святой Данда! Спаси от искушения -- открытые колени!". Но очень скоро вошла во вкус, отбросила предрассудки и начала задавать вполне осмысленные вопросы типа "что такое карман листочкой?" или "а здесь врезной или реглан?". Когда зазвонил за окном полуденный, а может, полуночный колокол, она уже почти на равных могла бы общаться с прекрасной половиной моих современников. Во всяком случае, с Эллочкой из отдела костюмов и обрядов они нашли бы общий язык.
Мы исчеркали весь пол свечным нагаром, я возгордился и уже хотел перейти от изобилия форм верхней одежды к необозримым безднам нижней, как дверь без стука отворилась, и вошли двое в белых рясах и черных плащах.
Покрой цельный, силуэт -- трапеция без вытачек, автоматически отметил я.
– - Вы его уводите?
– - встрепенулась Эллочка.
– - Завтра его желает видеть...
– - один из вошедших закатил глаза и указал на потолок, в то время как другой изучал наши чертежи на полу.
– - Эрик, - спросила Эллочка на прощание, -- а если рукав реглан и воротник...
Я не успел дослушать и от удара костлявого кулака вылетел за дверь.
И опять мне завязали глаза и повели по затхлым коридорам, где из-под ног с писком выскакивали мышиные семейства, и опять я очутился на гнилой
Всю ночь мне снились кошмары, за мной гонялись безголовые и безрукие портновские манекены и распевали унылые псалмы.
3
Стоя на верхней площадке башни святого Гауранги, генерал жевал яблоко. Хороший, добрый человек никогда не стал бы есть яблоко так. Генерал откусывал крохотные кусочки, склонив голову набок и внимательно прислушиваясь к чему-то внутри себя, долго их пережевывал, а потом резко, как лекарство, глотал. При этом его острый кадык под желтой кожей с редкими волосками судорожно дергался.
Когда творец задумал создать Город, он взял за основу местный способ приготовления пиццы, которую, если верить знатокам, готовят без рецепта из всех имеющихся в наличии продуктов. У творца всего было в изобилии. Он щедро ссыпал в кучу дворцы, храмы и лачуги, добавил кривых и узких, похожих на спагетти, улочек, круто все замешал на мутных водах священной реки и, закрыв глаза, бросил эту смесь на пресловутые семь холмов. Потом посмотрел на дело рук своих, ужаснулся, и чтобы хоть как-то исправить положение, в особо неаппетитные места втиснул площади и покрыл все толстым слоем грязи.
Довольно долго генерал рассказывал мне историю Города, а потом вдруг спросил:
– - Если я верно тебя понял, то стоит мне столкнуть сейчас тебя вниз, и родится новый мир, в котором я тебя вниз не сталкивал?
Я отступил от края. У генерала был практический ум, даже слишком.
– - Любое наше действие образует альтернативную действительность, -сказал я, -- но если действие это не влияет на дальнейшую судьбу мира, то материнская действительность и альтернативная практически друг от друга неотличимы. А если...
– - Я понял, -- оборвал меня генерал.
– - Только исторические поступки исторических личностей могут породить эти другие миры. Так?
– - В общем-то, верно.
– - И твоя машина, или как там ты ее называешь, может показать, что было бы, если бы в свое время кто-то сделал что-то не так, как он сделал, а иначе? И сейчас на нас может смотреть кто-то из твоих друзей, обладающих такой же машиной?
Генерал надолго замолчал и молча съел еще два яблока подряд. Кадык едва не разрывал кожу на шее.
А ведь сейчас он колеблется, неожиданно подумал я. Эти разговоры, сегодняшняя прогулка по застенкам -- все это только подготовка. Слишком он волнуется, прелюдия окончена. Он волнуется так, будто должен сообщить мне нечто важное, важное для него. Скажет или нет?
Генерал сказал.
– - Я верю тебе, -- сказал он.
– - Тебе здесь не место. Тебе и твоей машине. Ты уйдешь отсюда.
И еще он сказал, что члены Священной Комиссии тщательно исследовали мою капсулу и пришли к выводу о потустороннем ее происхождении. Руки человеческие не в состоянии сделать ничего подобного, заявили просвещенные мужи, следовательно, я сам и капсула -- порождение Великого Искусителя.