Вторая сущность (Повести)
Шрифт:
— Тараканов убивать надо, — сурово выдал брюхатый.
— Убивать? — вмешался банщик. — Сегодня таракана убил, завтра кошку, послезавтра жену… А потом кого? Банщика?
Люблю послушать банные разговоры. Да и сам люблю поговорить, но сегодня молчком сижу — пару лишку взял. Пяти бы раз хватило.
— А вот был случай, — громко травят в углу анекдоты. — Пришел один в баню и сперва в кассу. Дайте, говорит, мне билет на одно лицо. Кассирша и врезала…
— Послушай, я расскажу, — встревает другой. — Спрашивает чудик, есть ли в банном ларьке яишное мыло. А сзади баба
Через пару от меня сидений два степенных мужика друг дружку мясом угощают. Один целого куренка разломил.
— Я курей не кушаю, — отнекивается второй.
— Чего так?
— Ноги у них, у сырых, противно торчат.
— Что ж тебе, жареных балерин подавать?
Мытье мытьем, а тут и мужицкий клуб. И поговорить, и отдохнуть, и кваску выпить. Хотя грязновато. В этом мы сами повинны, поскольку и бумажку швырнем, и бутылку катнем, и сигареткой курнем, и матком пошлем.
— «Умру ли я…» — проголосил синеносый, который уже бродил меж рядов без определенной цели.
— Дальше-то хоть что? — спросил банщик.
— Дальше не знаю…
А порядок навести в бане — раз плюнуть. Отремонтировать, закупить современные шайки, повесить занавесочки, установить ведерный самовар, коврики постелить… Само собой, зарплату банщикам поднять. На какие деньги? Скажу. Я вот сегодня на себя, считай, пару одного на рубль извел. А вода, а уборка за мной, а износ всего имущества,, а зарплата банщикам?.. А билет стоит восемнадцать копеек. Считай, баня у нас дармовая. По полтиннику надо, не менее. Если же какой горлодрай мне о рабочей копейке забухтит, то я ответствую: на пиво находишь — и полтинник на баню найдешь. Между прочим, будь передо мной тут голый министр, я бы в таком же духе и о хлебе поговорил, и кое еще о чем. Да где его взять, министра-то?
Вижу, мать честная, пузатый мужик казенную простыню, взятую им за двадцать копеек, швырнул на пол, под себя. И встал, чтобы, значит, ноженьки не запачкать.
— Что же ты, бегемот, делаешь?
— За нее плачено.
— Да ведь простыню потом ни одна машина не отмоет…
— Рубаху свою не подстелил, — мужик-куроед мне помог.
— Кулак! — врезал подошедший синеносый, который «Умру ли я…».
Толстый мужик налился кровью полнее клопа — в парилке так не бурел. Простыню из-под себя выдернул да как рявкнет на нас на всех:
— А знаете, какой у меня трудовой стаж?
Похохотали мы, поскольку топтать чужой труд ни при каком стаже непозволительно.
Оделся я. Кивнул всем, а с банщиком попрощался особо. Он расхаживал промеж вымытого люда и напевал: «Умру ли я…»
Но в баню каждодневно не пошастаешь — никакого мыла не хватит. Посему утром пребывал я в некоторой неопределенности…
Огородное чучело от безделья глаза пучило. Всякой работы навалом. Звали меня в жилконтору с ребятами подзаняться насчет умелых рук. Само собой, в родное автопредприятие приглашали на разное всякое. На почте руки, а вернее, ноги требуются. Внуков можно нянькать у старших сынов. Один мужик звал меня на шабашку — крыши жестью крыть. Или вот еще тараканов умерщвлять — говорят, по гривеннику за таракана
Работы много, да не та. Все как бы халтура, а я поджидаю чего-то главного и существенного. Или после шестидесяти главного не жди? Довольствуйся второстепенным?
— Сходил бы в кино, — посоветовала Мария, собираясь к Генке.
— Днем только бездельники по кинам шляются.
— Ну в зоопарк.
— Я тебе не пионер.
— Тогда на лекцию иди. В нашей жилконторе состоится…
— Насчет чего?
— О тарелках.
— Про выпуск посуды?
— Нет, про летающие.
— Про цирк, что ли?
— Там написано «проблема».
Это слово я люблю. Допустим, не принимает магазин баночки майонезные. Пустяк, фитюлька, оттого и зло берет. А продавец внушительно скажет, что, мол, с баночками у них проблема. Ну и сразу успокоишься, поскольку не хухры-мухры, а проблема.
Короче, пошел на лекцию. Называется «О проблеме «летающих тарелок» и о других сопутствующих явлениях». По случаю субботы народу стеклось прилично. Правда, все старики да пионеры.
Лектор мне понравился — крепкий мужик в очках. Но, видать, сильно озабочен этими тарелками, поскольку суетится, будто они уже подлетают. Ему даже чаю принесли, с конфеткой, с одной. Он глоток отхлебнул и попросил задавать вопросы по ходу дела, ничуть не стесняясь.
Сперва рассказал про тарелки, как таковые. На ту, из которой едим суп, они ничуть не похожи. Однако плоские. И видела их уйма народу, а кое-кто попронырливей и побывал на них. Я, конечно, от вопроса не удержался, поскольку было разрешено.
— А почему они имеют форму тарелок, а не другой посуды?
— Например, какой? — спросил меня в свою очередь лектор.
— Допустим, чайника или самовара?..
Тут кое-кто хихикнул, видать, представив, как опускается с неба чайник, открывается крышка и вылазит оттуда неизвестно кто. А из носика пар идет.
— Чайник неудобен, — ответствовал лектор.
И пошел в том же духе и в том же направлении. Я понял, что якобы он с этими тарелочниками имел свидание, — зеленые они человечки, болотного цвета. Не поверив, переспросил у соседа справа — тот подтвердил, что лектор не только встречался, а и живет с зелеными на одной площадке. Спросил и у соседа слева — тот сказал, что докладчик не только живет с зелеными на одной площадке, но и свояк его жены тоже будет из зеленых.
Пока я все это переваривал, лектор выпил чай, съел конфетку и перешел к нашим мозгам.
Я-то думал, что наша голова устроена наподобие грецкого ореха, — правда, извилины похожи. А он высказался в том смысле, что мозг есть не что иное, как генератор, излучающий биоволны. Я, конечно, не утерпел от вопроса:
— В таком случае, не есть ли наш глаз автомобильная фара?
— Подобная аналогия возможна, — согласился он.
Я задумался, поскольку этак можно и до выхлопной трубы дойти. Однако лектор подбросил иную мыслишку — якобы горит вокруг наших голов биополе, наподобие невидимого северного сияния. А любовь меж женщиной и мужчиной случается тогда, когда их биополе, так сказать, одного поля ягодка. Вполне может быть.