Вторая весна
Шрифт:
Когда спустились по противоположному склону к лесу, увидели на опушке большой костер. Вокруг него стояли и сидели ребята.
— Прорубились, — сказал Садыков и крикнул: — Эй, жигиты, просека готова?
— Только что кончили! — поднялся сидевший с ребятами у костра Ипат. — Можно дальше ехать. В общем и целом все у нас, слава богу, благополучно!
Глава 27
Что-то у нас плохо организовано!
Ипат Крохалев ошибся. Не все благополучно было в автоколонне. Первым это увидел
— А где же?.. — дрогнуло лицо шофера.
На месте, где стояла его четырехтонка, сидели на корточках шоферы, курили, поплевывали и теперь уже говорили о заднем мосте и коробке скоростей.
— На твоей Мефодин уехал. Ты же просил его, — оказал Вадим, поняв вопрос Павла.
— Что я просил? Ничего я не просил! А вы Мефо-дина к машине допустили?
— Да ты что? — поднялись водители. — Ты, брат, не шути!
— Что случилось? — подошел Садыков.
— Не поймешь, что и случилось, — ответил Вадим. — Сидим мы на подножке его «ЗИСа», курим. Приходит Мефодин и говорит: «Чешите к чертям с машины! Меня Пашка просил руль проверить, люфтует лишнее, и тормоза подтянуть». Мы, конечно, слезли, а он полез в кабинку.
— Товарищи, не было у меня такого разговора с Васькой! — прижал Полупанов руки к груди. — Не было! Я сам ее на ключ запер. Вот он, ключ!
— На прямую соединил, вошь поганая! — сверкнули узенькие глаза Бармаша.
— Зачем на прямую, у Васьки тоже ключ был! — удивился Вадим. — «Вот, говорит, мне Полупанов ключ дал». Как тут не поверишь? Покопался чего-то в кабине и завел мотор: «Надо, говорит, на ходу проверить». И уехал.
— Угнал, гад, машину! Вот кого мы на дороге видели! — крикнул зло Воронков.
— У меня сердце все время не на месте было. Так мне не хотелось Васькину машину брать. Без души брал! — Полупанов сердито посмотрел на Садыкова. — Ваську-то тоже надо понять.
— «Понять, понять!» — передразнил его раздраженно Воронков. — А сам недопонимаешь, товарищ Полупанов. Отрыжка твой Мефодин! Тысяч на десять продуктов уволок, и машину по частям продаст. Это в каком разрезе надо понимать?
— В таком разрезе, Илюша, — мягко вступилась Марфа, — что если ты сегодня поверил человеку, завтра он сам в себя поверит. И горы своротит! Мефодину, понимаешь, до зарезу доброе слово нужно было. А мы сказали ему это слово? Только и слышал: «Смотри, Мефодин, да смотри, Мефодин!»
— Вот это верно, — невесело откликнулся Гру-шин. — И жил парень с перегретыми подшипниками.
— Товарищи! Товарищи же! Кого вы защищаете? — возмущенно взмахнул руками Воронков. — Послушайте лучше нашего товарища корреспондента. Он Мефодину ораву правильную характеристику выдал. Законченный алкоголик и хулиган! А теперь вон до чего докатился! Ваша правда оказалась, товарищ Чупров.
Борис отвернулся. Он не почувствовал себя правым и после слов Воронкова. Он попробовал вообразить, как Мефодин угоняет свою «авторитетную машинку». На озорном лице злорадная улыбка, крохотная «бобочка» лихо сдвинута набекрень,
— Ай-яй-яй! — тихо, со скорбью произнес кто-то в темноте, и к костру подошел Шполянский. Его выпуклые глаза, нашитые на лицо бусины, поблескивали желтой искрой. — Як узнав я, шо Васылёк выпрягся з нашого, как оказать, коллективного возу, так зараз подумав: ай-яй-яй! А за казаха з козою слыхали?
— Ты иди, Шполянский, занимай свое место, — покосился недобро Садыков. — Сейчас тронемся.
Шполянский сочувственно всем улыбнулся и ушел.
— Сердце сигнал дает, что этот сын собаки в ме-фодиноком деле по уши сидит, — сказал Садыков. — А как доказать, чтобы его за ушко и на солнышко?
На поляну выехал директорский «козлик». Корча-ков ездил осматривать законченную просеку. Выпрастывая себя из машины, он загремел:
— Что же это у нас происходит? Машины начали угонять. Этого только не хватало! Чью машину он угнал?
— Свою, понимаешь! — вздохнул Садыков.
— Сплошная экзотика! Новый вариант «Бэллы»! — засмеялся Неуспокоев, гревший над костром руки. — Не у Казбича угнали Карагеза, а Казбич угнал своего Карагеза.
— А ты что ж молчишь, сержант? — обратился директор к Воронкову.
Илья потер лоб, откашлялся;
— Я говорил уже, Егор Парменович, что проявили мы политическую слепоту. Мефодин в моральном отношении не на должном уровне, а мы его на самотек пустили. Не охватили!
— Проявили, пустили, не охватили! — ожесточенно дернул ус директор.
— Точно! Не охватили! Будем выправлять положение. Конечно, в обстановке политической я трудовой активности!.
— Протокольно как-то говоришь, Воронков. Готовыми формулировочками шпаришь! Откуда это у тебя?
— Я же в армии комсоргом был. На таком деле без формулировочек нельзя, — ответил серьезно Воронков.
Егор Парменович вдруг почему-то мелко задрожал, закрыв ладонью рот. Борис с удивлением посмотрел на него и понял. Директор хохотал беззвучно, задыхаясь от смеха.
— Называется — оправдался. Ох, не могу! — выдохнул он тоненько, вытирая выступившие от смеха слезы.
— Я ему, черту патлатому, покажу формулировочку! — заорал Воронков, подбежал к директорскому «козлику» и кинул себя на шоферское сиденье. — Он у меня как миленький вернется, будьте покойны! Разрешите догнать, товарищ директор? В лепешку расшибусь, а догоню! И мордой, мордой об радиатор!
В глазах Ильи металось хмельное, ноздри раздувались.
— Теперь ты по-человечески заговорил, — довольно раскинул кулаком усы Егор Парменович. — А глазищами цыганскими чего сверкаешь, будто за конокрадом гонишься? Не разрешаю! Он несется сломя голову и впрямь в лепешку может разбиться. А тебе это зачем? И знаешь, друг, мало что изменится от этого. Прозевали мы Мефодина? Что-то у нас плохо организовано! Всё дела, дела, а люди когда же?
Директор махнул рукой и пошел к газику, крикнув Садыкову: