Вторая жена
Шрифт:
— Ну, ты тоже не была совсем честна со мной, если уж на то пошло!
— О чём ты? — запутавшаяся и разбитая, перестающая осознавать, что творится в моей жизни, посмотрела я на него.
— О том, что скрыла, что ты русская.
— Да как это повлияло на наши отношения? От этого ничего не зависит, ничего! Русская я или француженка — какая разница? Это не то, как если бы я оказалась замужней.
— А откуда мне знать? — хмыкнул он, здесь, в Марокко, никогда не позволявший выставить себя виноватым. Он всё оборачивал так, что совестно должно быть мне. Лена, какой же дурой ты была! — Я думал, что ты француженка, но если ты русская, может, ты и девственницей
Сразу же возмутиться мне не дал шок, лишивший возможности говорить. Что?! Раз я русская, то… обманщица и аферистка?
— Прости… что? Что ты сказал?
— Что ты могла меня точно так же обмануть своей девственностью, как и национальностью.
— То есть, ты думаешь, что… до тебя я уже спала с кем-то?
— Я так не думаю, я просто сказал, что ты тоже умеешь врать!
— Нет, ты именно это и сказал! Что, раз я русская, то и вряд ли девственница… По-твоему, русские женщины — шлюхи? — А я ещё спорила со многими, что меня никто и никогда не ущемлял по национальному признаку, что все люди братья и бла-бла-бла. Набиль, в гневе раздувая ноздри, дёрнул головой:
— Я не говорил этого о тебе, Элен, но всем в мире известно, что русские женщины куда доступнее и охочи до денег, ради чего не брезгуют ничем.
— И если бы ты сразу узнал, что я из России, то никогда бы не женился?
— Элен…
— Да или нет?!
— Хватит приказывать и командовать!
Посмотрев ему в глаза, я поняла гораздо больше из недосказанности, чем поняла бы из слов. Наверняка лживых. Покивав этому открытию, я выдохнула:
— Всё ясно. Спокойной ночи, Набиль! Я буду спать отдельно. А завтра возвращаюсь в Париж.
Глава II
...За три месяца до этого.
— Элен, — одновременно с постукиванием о косяк открылась дверь кабинета, который я делила ещё с двумя сотрудницами, но сейчас их не было. Заглянула секретарша отдела по связям музея. — Ты не занята?
— Пишу к понедельнику лекцию, а что? — я подрабатывала преподаванием первокурсникам в одном колледже, помимо основной работы в Лувре.
— Там из Сотбис позвонили, нужен оценщик, помочь определиться с покупкой.
— И?
— Все в отпусках, да и выходной, к тому же, профессоры задницу не поднимут — им не по статусу.
— А мне по статусу, значит?
— Элен, ну чего ты артачишься? Ты и не семейная — тебя отрывать не от чего. А до Фобур Сент-Оноре[1] всего пять минут езды, возьми такси и скатайся.
— Господи… — вздохнула я, не желая закрывать книгу перед собой и выпускать ручку, которой выписывала полезную для своих конспектов информацию. Молодая, незамужняя, значит, должна быть у всех на побегушках.
— Это не бесплатно, — уточнила секретарша, — экспертные услуги оплачиваются, разумеется.
Что ж, деньги лишними не бывают, это довод неплохой. Я всё мечтала перебраться поближе к центру, но на аренду квартиры получше не хватало, а занимать и пользоваться спонсорской добротой родни, как в начале своего переезда во Францию, не хотелось. Заработать надо самостоятельно. Я поднялась.
— Ну, хорошо.
Переобувшись и сняв с носа узкие очки — зрение у меня было почти нормальное, но мне нравилось носить их, преследуя цель казаться старше и строже — я без лишних расспросов покинула рабочее место, чтобы переместиться на другое. Дома продуктивно трудиться не получалось, там почему-то всегда было шумно, либо от соседей, либо за окном. Да и теснота не способствовала полёту мысли. Само же ощущение, что я нахожусь в стенах
До Сотбис действительно было рукой подать. Не жди меня там покупатель, я бы пешком прогулялась. Если выйти из Лувра на улицу Риволи, то достаточно перейти её в сторону Пале Рояля, и вот ты уже на Сент-Оноре. После перекрёстка с поворотом на церковь Мадлен она превращается в Фобур Сент-Оноре.
Галерея Шарпантье — трёхэтажное здание постройки начала девятнадцатого века — находилась напротив резиденции президента Франции, Елисейского дворца. Когда-то здесь был отель, во Вторую мировую, при немецкой оккупации, тут давались подпольные концерты музыкантов сопротивления, затем открывал ресторан Пьер Карден (нынче магазин его одежды в доме напротив, через дорогу), а теперь вот — аукцион. За это я и обожала Париж — повсюду история, во всём, с каждым местом, с каждым уголком что-то связано.
Я представилась, предъявив удостоверение научного сотрудника. Меня вежливо проводили на второй этаж, попросили подождать перед очередной дверью. Постучали и дождались разрешения войти. Женщина заглянула туда без меня и, не прошло минуты, как вышла, сказав:
— Пожалуйста, проходите.
Поправив воротничок блузки под пиджаком и пригладив волосы к пучку, я вошла. На специальных стойках были расставлены экспонаты, предлагающиеся для приобретения. В первую очередь я оглядела их, а не человека, который тут стоял. Профессиональный интерес преобладал во мне, я всё же искусствовед, а не антрополог. Но потом мой взгляд перевёлся на мужчину. В мгновение во мне возникло предубеждение и отторжение — он, кажется, был арабом. Я насмотрелась за пять лет во Франции на них, и во мне жило убеждение, что приезжие убивают культуру этой страны, разрушают её, ведут к деградации. Большинство из них не ценило окружающих архитектурных шедевров, памятников, европейского стиля. В местах их проживания часто множился мусор, стены исписывались граффити. Но то были представители бедных низов, а если кто-то хотел купить картину через Сотбис, то вряд ли он совсем уж ни бум-бум в искусстве.
Мужчина тоже посмотрел на меня не сразу, как я вошла. Он разглядывал одно из полотен.
— Добрый день, — поздоровался он, повернувшись.
— Здравствуйте, — подошла я, протянув руку для делового пожатия, — Элен Бланш, Лувр, отдел современного изобразительного искусства.
Он бросил взгляд на мою ладонь.
— Простите, вас обидит, если я не отвечу на этот жест? В наших традициях по отношению к женщине это было бы неприличным.
Я расслышала акцент, лёгкий, но уловимый. Понятно, типичный представитель исламской цивилизации. Я улыбнулась по-деловому дозволительно:
— Мы с уважением относимся к любым традициям, — я забрала назад руку, — ничего, в таком случае, что вам не предоставили эксперта-мужчину?
— Нет, я не настолько консервативен, — засмеялся он и развернулся обратно к полотнам. — Что скажете?
Даже не представился. Ну да, что тут со мной расшаркиваться? Женщина же. Я, однако, успела его краем глаза оглядеть. По чертам и опрятности он был приятнее и не одним уровнем выше тех, кого я привыкла наблюдать. Брюки от дорогого костюма, явно недавно купленного или мало носимого, потому что нигде не растянулись и сидели идеально. Тёмно-синяя, почти чёрная рубашка не висела и не обтягивала излишне. Отсутствовал живот, так часто мною зафиксированный у восточных мужчин, слишком уж сидячий у них образ жизни — большинство из них предпочитает торгашество, не подразумевающее физическую подвижность.