Второе признание
Шрифт:
— В этом нет надобности, — Гвен крепко сплела руки. — Я решилась. Я самодовольная и любопытная маленькая дуреха!
— Вы слишком увлекаетесь прилагательными, — сухо заметил Вулф. — В моем случае — дешевый и грязный маленький слизняк. В вашем — самодовольная и любопытная маленькая дуреха. Обойдемся просто дурехой. Но из-за чего такая аттестация?
— Из-за всего. Из-за Луиса Рони. Я отлично знала, что совсем в него не влюблена, ни капельки, но решила слегка проучить отца. Будь все нормально, Луису не понадобилось бы заигрывать с Конни Эмерсон, чтобы уязвить мое самолюбие, она не стала бы
Вулф хмыкнул:
— Боюсь, я не совсем вас понимаю. Мистер Кейн поехал отправить письма и случайно сбил мистера Рони — где же здесь ваша вина?
Она пристально посмотрела на него:
— Вы же знаете, что это неправда!
— Да, но этого не знаете вы… или знаете?
— Естественно, знаю! — Руки ее разжались. — Может, я и дуреха, отказываться не буду, но Уэбстера я знаю давным-давно и убеждена — он не мог сделать такого!
— От несчастного случая не застрахован никто.
— Я не об этом. Если бы он сбил Луиса и увидел, что тот мертв, он тут же бы вернулся домой, снял телефонную трубку и вызвал доктора и полицию. Вы же его видели. Разве не поняли, что он именно такой человек?
Это было уже что-то новое: представительница семейства Сперлингов пыталась убедить Вулфа, что заявление Кейна — чистой воды липа.
— Да, — мягко согласился Вулф. — Я понял, что он именно такой. Ваш отец знает, что вы здесь?
— Нет. Я… не хотела с ним ссориться.
— Когда он об этом узнает, ссоры едва ли удастся избежать. Почему вы решили приехать сюда?
— Я еще вчера собиралась, но не смогла. Я ведь трусиха.
— Дуреха и трусиха, — Вулф покачал головой. — Не надо так подчеркивать свои слабости. — А сегодня?
— Я кое-что услышала. Теперь на мне еще один грех — подслушивание. Я грешила этим в детстве, потом как-то не доводилось. А сегодня я услышала, как Конни говорила что-то Полу, — встала за дверью и подслушала.
— Что она говорила?
Черты Гвен вдруг сморщились. «Вот, — подумал я, — сейчас она заплачет». Только не это: при виде плачущей женщины Вулф совсем лишается разума.
Я накинулся на нее:
— Зачем вы сюда приехали?
Справившись, она воззвала к Вулфу:
— Я должна вам рассказать?
— Нет, — кратко ответил он.
Другого ответа и не требовалось, она начала рассказывать. Лицо у нее при этом было такое, будто ее заставили есть мыло, но говорила она не заикаясь и не запинаясь.
— Они были у себя в комнате, а я проходила мимо. Но я не просто случайно что-то услышала; я остановилась и навострила уши. То ли она его ударила, то ли он ее — у них не поймешь, кто кого лупцует, надо видеть своими глазами. Но говорила она. И сказала, что видела, как Гудвин… — Гвен взглянула на меня: — То есть вы.
— Моя фамилия Гудвин, — согласился я.
— Так вот, она видела, как Гудвин нашел камень у ручья, она пыталась выхватить его и выбросить в воду, но Гудвин сбил ее с ног. Камень остался у Гудвина, и он обязательно отнесет его Ниро Вулфу. И что же Пол собирается делать? А он ответил, что ничего. Она тогда закричала, что на него ей наплевать, а своей репутацией она дорожит и на поругание
— Когда это произошло? — буркнул Вулф.
— Перед самым ужином. Папа только что вернулся, и я хотела все рассказать ему, но передумала — я же знала, что написать заявление заставил Уэбстера он! Таких упрямцев, как отец, надо еще поискать, и было ясно, что он скажет. Но я не могла сидеть сложа руки! Луиса убили по моей вине, ему теперь все равно, а мне каково? Пусть даже он такой, каким вы его описали. Может, это эгоизм, но я решила теперь вести себя абсолютно честно. Честно — со всеми и во всем. Надоело двуличничать. К примеру, как я себя вела в день вашего приезда? Надо было позвонить Луису и сказать, что я больше не желаю его видеть, — это было бы честно, и именно этого я хотела; но нет, я вызвала его для встречи, чтобы все высказать лично, — и что из этого вышло? Признаюсь — я ведь надеялась, что кто-то меня подслушивает по параллельному аппарату, — пусть знают, какая я замечательная и благородная! Конни любительница подставить ушко, а может, и не только она. И ведь кто-то подслушал, и вот что случилось! Получается, я вызвала его на смерть!
Она остановилась перевести дух.
— Пожалуй, вы к себе чересчур строги, мисс Сперлинг, — воспользовался паузой Вулф.
— Это вы зря, — она еще не закончила. — Я не могла это рассказать отцу или матери, даже сестре, потому что… не могла и все. Как же я стану честной, если собираюсь скрыть худшее, что вообще сделала в этой жизни? Я все обдумала и решила: если кто меня правильно поймет, так это вы. Вы в тот день сразу поняли, что я вас боюсь, и прямо мне об этом сказали. Кажется, первый раз в жизни кто-то меня по-настоящему понял.
Я едва не фыркнул. Симпатичная девушка с веснушками говорит такое Вулфу в моем присутствии — это, знаете ли, почти за гранью. Если в чем-то на этом свете я разбираюсь намного лучше его, то как раз в молодых женщинах.
— Ну вот, — продолжала Гвен, — я и приехала, чтобы вам рассказать. Я понимаю, сделать вы ничего не сможете, ведь отец заставил Уэбстера написать это заявление, и дело закрыто… но я не могла держать это в себе, а когда подслушала разговор Конни и Пола, тут у меня все сомнения испарились. Поймите, я сейчас говорю с вами честно, на все сто процентов. Еще год назад, даже неделю назад я бы делала вид, что приехала к вам, потому что мой долг — открыть истинную причину его смерти; но если он был таким отпетым мерзавцем, то я ему ничего не должна. Просто, если я хочу стать прямым и честным человеком, начинать надо сейчас или уже никогда. Не хочу больше никогда и никого бояться, даже вас.
Вулф покачал головой:
— Вы предъявляете к себе слишком высокие требования. Я вдвое старше вас — о самолюбии и самооценке нечего и говорить, — но кое-кого я боюсь. Так что, лучше не перебарщивать. Есть разные уровни честности, и отдавать монополию самому глубокому не стоит. Что еще сказали мистер и миссис Эмерсон?
— Вроде ничего.
— Больше ничего… информативного?
— По-моему, нет. Правда… — она смолкла, нахмурилась. — Разве я… Не сказала, что он назвал ее идиоткой?