Второе рождение Жолта Керекеша
Шрифт:
– Вы говорили, что мальчик болен. А по-моему, Тамаш, твой друг доктор Амбруш несет невесть что. Мальчик говорит прекрасно! Вот на днях он стал меня обучать стихам, и я чуть не сломал язык. Я их уже не помню… погодите… Ну вот: «Ехал грек через реку…»
Все засмеялись.
А Беата продолжала:
Видит грек: в реке рак!Сунул грек руку в реку.Рак за руку грека цап.– Бесценный мальчик, – нерешительно оглядываясь, вдруг сказал Тибор. – Привет, милая, – махнул он Беате, – спокойной ночи!
Он
– Да я совсем не желаю массажа, – говорил Тибор.
Магда проводила старика в его комнату, потом отвела в детскую Беату.
– Ложись спать, Беата.
– Я лягу, но спать пока что не буду.
Керекеш погасил свою электропушку.
Магда вернулась и попыталась завязать непринужденный разговор:
– Тибор просто чудак и день ото дня становится все рассеяннее.
Керекеш поморщился и промолчал.
– Беате десять лет, и она прекрасно все понимает, – продолжала Магда.
– Ах, Беата пристрастна. Критическое отношение и обожание просто несовместимы.
– Но она, без сомнения, знает, за что любит Жолта, – сказала, маневрируя, Магда.
– Мы говорим не о Беате. Мы всегда говорим только о Жолте. Тебе это еще не надоело?
– Мне – нет.
Несколько минут оба молчали. Керекеш стоял перед книжной полкой.
Он взял книгу, в нерешительности ее раскрыл, потом резко захлопнул.
– Все вздор!
Магда поняла, что спора не миновать.
– Пока Амбруш забавлялся тестами, я искал. Искал и наконец нашел. У мальчика определенно скачущее давление, – сказал Керекеш.
– Прежде ты никогда об этом не говорил.
– Не говорил, потому что стабилизировал давление. Но я еще не знаю, симптом это или уже заболевание.
– А… что он означает? Амбруш…
– Амбруш! Тот, у кого прыгает давление, болен. И его надо лечить, а не копаться в его душе.
– Я хотела сказать, что Амбруш добился потрясающих результатов.
– Прекрасно. Допустим, что это так. Два месяца назад расстройство речи исчезло.
– Не только расстройство речи…
– Да, да. Мальчик стал мягче. Прекратились его отвратительные выходки. Но ведь он и в школу не ходит. Так что все это чепуха. Директор школы, спросившая так театрально: «Мы Жолта лишим коллектива?!», в конечном счете оказалась права. Вопрос был поставлен высокопарно, тем не менее директор права. Психоневролог Амбруш прекрасный, но он всегда слегка заблуждался…
Магда молча кусала губы. Керекеш с возрастающим раздражением видел, что жену убедить не удалось.
На лбу у него заблестели капельки пота, и он сердито продолжал:
– Не спорю, Амбруш как личность оказывает на мальчика благотворное влияние. Но все остальное – блеф. Знаешь ли ты, что, когда Фери сообщил мне свои премудрые выводы относительно Жолта, мне понадобилось все мое самообладание, чтобы сдержаться, не выйти из себя? Тринадцать лет я слежу за каждым движением сына, и вдруг на сцену выходит великий чародей и ошеломляет меня несколькими банальностями, которые он выкопал из своих тестов. То, что он мне сказал, не было для меня откровением. Мальчик декоцентрирован. Грандиозно! Открытие Америки! Он жаден до нового, любознателен, но объекты его любознательности постоянно меняются. Очередное открытие Америки. Я вежливо сказал Амбрушу, что я весь внимание. Следующее откровение: расстройство речи, возникшее у него в три года, результат того, что он якобы не смог безболезненно пережить распад семьи. Еще бы! Такое вообще нелегко пережить, даже любому взрослому человеку. Он шепнул мне, что Жолт страдает отцовским комплексом. Под этим, очевидно, следует понимать, что мальчик боится меня и моих к нему требований и старается это как-то уравновесить. Потрясающее открытие, сплошь новизна и свежесть. Когда же он отдал приказ свести мои аналитические беседы с сыном до минимума, у меня появилось желание поздравить его. Что может быть нелепее всего этого! Ведь Жолт осатанел именно тогда, когда я почти перестал с ним разговаривать… Почему ты молчишь? Ну скажи что-нибудь!
– Получается вот что, – медленно проговорила Магда, – все, что ты знал, Амбруш узнал через мальчика.
– Я должен этому верить?
– Ты должен этому радоваться.
– Милая, чему же я должен радоваться? Его трюкам? Надеюсь, он сумел узнать через мальчика, что мое настойчивое требование не провалиться по математике исходит не от меня одного.
– Возможно, Амбрушу удалось и это.
– Смешно!
– Тамаш… спорить с тобой сейчас трудновато… но тут, по-моему, дело в другом. Мне кажется, что главное состоит в подходе Амбруша. Именно подход Амбруша и есть та неведомая сила, которая, очевидно, и обладает особой властью над мальчиком. Возможно, какой-то магической властью. А ты возмущен, что эта власть не твоя.
Керекеш остолбенел.
– Разумеется. Я не настолько эмоционален. Я просто не верю в метод лечения Амбруша. Какие-то заклинания. Это блеф. Через две недели он возвращает парню здоровье. Возможно, Жолт больше не будет заикаться. Это возможно. Но что еще изменилось? Его нервная система окрепла? Амбруш избавил его от наследственной расслабленности? Теперь мальчик станет трудиться, теперь у него появится чувство обстановки? Чудо-доктор сотворил ему новый характер? Вздор! Все осталось, как было. Он поддерживает Жолта с помощью весьма зыбких, туманных советов, а я по-прежнему буду бороться, как зверь, чтоб не стыдиться за собственного сына, не искать ему легких путей и не засунуть потом в какую-нибудь дыру, где его будут только терпеть, как терпели когда-то Тибора. Почему никаких этих комплексов нет у Беаты? Я ведь тот же, а Жолт и Беата такие разные!
– К счастью, – вставила Магда.
– К счастью для Беаты, – быстро уточнил Керекеш. – Труд для Беаты естественен, Беата знает, когда, что и кому сказать. Беата безошибочно чувствует, с кем она говорит, и заранее обдумывает манеру речи. А Жолт?
– Оставим это. Почему Жолт должен обдумывать все заранее? Ему только тринадцать лет.
– Скоро четырнадцать. А он лишь попусту тратит время. Так же, как его мать.
– Тамаш, мне неприятно слушать это.
– А мне неприятно говорить.
– К тому же это какое-то упрощение, внушенное злостью. Мать не виновата. Что она может с собой поделать? – сказала Магда.
– Упрощение? Пусть так. Но упрощаю не я, а жизнь. Дети приносят с собой задатки то отцов, то матерей. Таков закон. Закон этот иногда бывает хорош, иногда плох… Который час?
– Четверть одиннадцатого.
– Вот, пожалуйста. Он не чувствует, что его ждут. Или ему на это попросту наплевать. Ты думаешь, с ним что-нибудь такое стряслось?
– Нет, не думаю.
Мысли у Магды метались, как в лихорадке. Но ни муж, ни она не желали признаться, что каждого из них гложет тревога. Они замолчали.