Второстепенный
Шрифт:
– Спасибо, Крис, - я пожала руку приятелю. – Я обязательно напишу Стоунам. И ты подходи, если что.
– Ты будешь со мной дружить, даже если я филид? – удивился Крис.
– А почему я должен этого не делать? – уставилась я на него.
– Ну... Вообще-то, барды с филидами не дружат. Не принято.
– Глупости какие, - отмахнулась я. – Мы с тобой подружились гораздо раньше распределения. Так что плевать на всякие принято и не принято. Не убьют же нас за это!
– Крис! – потеряв терпение, крикнул Билл. – Нам нужно мешки отнести!
– Иду!
И довольный Крис ускакал к своим друзьям, оставив меня переваривать
Мы закончили с уборкой двора, оттащили мешки с листьями в пристройку с удобрениями, поправили клумбы и, порядком измотанные, завалились в душ. Душ здесь был английский традиционный, то есть той самой температуры, чтобы намокнуть, намылиться, сполоснуться и выскочить ровно за минуту до того, как замерзнуть. Хотя каждую неделю у нас была всеобщая помывка с вполне нормальной горячей водой в той же самой душевой. Странные у них все-таки порядки.
Мы с Эдрианом поставили новый рекорд, помывшись за две минуты, и свеженькие отправились к себе. Сосед тут же взялся за строительство модели Фогруфа из камней, а я распечатала письмо.
Ничего интересного Стоуны не писали. Интересовались, как у меня дела, как учеба и друзья, и спрашивали, ждать ли меня на новогодние каникулы.
Я быстро набросала ответ. Откровенничать не стала, написала о своей магической сверхчувствительности, факультетской сплоченности и хороших деканах, сказала, что на каникулы приеду, положила письмо в приложенный Стоунами конверт и после ужина зашла к привратнику Ди. Тот взял его молча. Даже не поздоровался. На редкость неразговорчивый тип. Может, он говорит только в темное время суток?
Легла спать я с чувством выполненного долга.
* * *
Автобусы в нашей деревне ходили редко. Для того, чтобы поехать куда-то, нужно было встать рано утром, перейти через небольшую речку, парк и широкую площадку с памятником к магазину. Там, у перекрестка четырех дорог, слегка скособочившись на правую сторону, стояла старая автобусная будка из кирпича. Её неоднократно красили, но рисунки и надписи появлялись вновь и вновь, каждый раз одни и те же, словно проступали сквозь слой побелки.
– Зачем мы здесь, деда? – спросила я.
– Сестру мою встречаем, которая бабушка твоя по мамке - ответил дедушка Вадим и поправил висящий за плечом меч. – Её бабуля пригласила.
В меховой накидке с капюшоном из волчьей морды ему ничуть не было жарко. Длинные волосы он перехватил широкой узорчатой налобной лентой и выглядел бы как типичный представитель славянского племени, если бы к косоворотке не надел джинсы с тяжелыми походными ботинками.
– Прикольно смотришься, - хихикнула я.
– Удобно, - не смутился дедушка и вытащил из кармана пластиковый контейнер с кусками медовых сот внутри. – Глянь, чего взял. Гречневый. Оцени-ка.
Я открыла контейнер и попробовала первый кусок. Воск смялся в упругую жвачку. В горло хлынула терпкая дурманящая сладость.
– Вкуснятина!
– Жуй, жуй, глотай, - как-то очень хитро усмехнулся дед в усы.
– Не, - я выплюнула воск на крышку. – Воск глотать нельзя.
– Ладно, - проворчал дед. – Москва тоже не сразу строилась.
Ждали мы долго. Соты успели кончиться. Дед успел начистить меч, подвернуть усы, заплести длинные пепельные волосы в колосок и перехватить найденной в моих карманах резинкой.
Когда я от скуки подумывал взять уголек и исправить все грамматические ошибки в надписях, появился автобус. Старенький «Икарус», пузатый и круглоглазый, неспешно завернул к площадке, с тяжелым вздохом остановился и со скрипом открыл двери. Я подскочил ближе, всматриваясь в выходящих из автобусных недр людей, к которым устремилась толпа встречающих. Люди встречали своих родственников с радостными возгласами и уводили их по дороге в клубящийся за магазином туман. Среди одинаковых белых косынок и темных беретов мелькнула роскошная соломенная шляпа с алыми лентами. Придерживая одной рукой полы, а другой – сумку, на землю тяжело ступила грузная светлоглазая женщина в цветастом летнем платье и зорко оглядела толпу. И все бы ничего, но стояла она к нам спиной.
– Ба! Ба, мы здесь! – завопил я и замахал рукой.
Бабушка Зоя обернулась, быстро перебежала через дорогу, коротко обняла деда, вручила ему сумку и отвесила мне подзатыльник.
– Ай! За что?
– За топографический кретинизм! Забрел неизвестно куда, ладно, на деревню наткнулся, а то пропал бы с концами! – ответила бабушка Зоя и уже ласково взъерошила мне волосы. – Спасибо, хоть узнали и приютили. Ну, чего стоим? Кого ждем? Куда идти?
Спрятав улыбку в бороде, дед подал ей локоть. Бабушка Зоя схватилась за него, и мы пошли обратно в деревню через тенистый парк, площадку с памятником по пыльной дороге к безымянной речке. Безымянка огибала всю деревню и впадала в уже большую реку с огромным старинным деревянным мостом, через который в деревню пришел дедушка Вадим. Мы прошли чуть дальше по течению Безымянки, к старым раскидистым кленам, и нашли доски, служившие мостиком. На том берегу стояла целая улица пустых домов, а прямо напротив нас - крепкая большая деревянная изба с резными воротами и многочисленными пристройками. Дедушка в два прыжка перепорхнул на другой берег и, весело помахивая сумкой, поспешил в дом. Доски сломались и, махнув на прощание темными боками, уплыли вниз по течению.
– Чтоб тебя, старый ты хрен! – воскликнула бабушка Зоя. – Так, племянничек, найди-ка место помельче.
Мы прошли чуть выше и нашли несколько камней, выступающих над водой. Я шагнул на первый и подал бабушке руку. Та тяжело оперлась на неё и спокойно шагнула мимо них в воду. Речка оказалась ей по колено.
– Веди быстрее! Сам, главное, в воду не наступи, а то ты уже искупался разок. Хватит тебе.
Я очнулся и быстро пошел по камням. С каждым шагом бабушка Зоя становилась всё легче. Исчезала её полнота, наливались живым русым цветом волосы, разглаживалось лицо, а в голубых глазах разгорался молодой огонек. Спрыгнуть на землю мне помогла не бабушка, а женщина.
– Не намочился? Молодец. Пошли.
По примеру дедушки мы зашли в дом с резными воротами, поднялись по ступенькам в сени и попали на большущую кухню с огромной каменной русской печью. У окна за просторным столом сидела бабуля и разбивала яйца в тесто.
– Добро пожаловать, дочка, - улыбнулась она Зое и деловито отчиталась, не переставая ловко размешивать тесто. – Значит, печь я тебе растопила, одеяла, занавески, подушки, горшки, ложки притащила. Овто коз со свиньями уже завел, курами я поделюсь. Правильно, что сюда перебралась, а то у мужиков без хорошей бабы ничего не получится. Сейчас я тебе тесто поставлю, вечером хлеба напечешь. Баньку Овто истопил, сходи пока. Заодно на сад глянешь, фронт работ, так сказать, оценишь.