Второй Фонд
Шрифт:
Медленно, пока гнев и отчаяние полностью не загнали в угол его разум, Мул склонил голову.
— Да. Слишком поздно… слишком поздно. Теперь я понимаю.
— Теперь ты понимаешь, — согласился Первый Спикер, — но далеко не все.
В ту секунду, когда отчаявшийся разум Мула лежал открытым, Первый Спикер, готовый для такого момента и заранее уверенный в его природе, быстро проник в него. Потребовалось только ничтожная доля секунды, чтобы довести до конца полную замену.
Мул поднял взгляд и сказал:
— Значит, назад,
— Конечно. Как ты себя чувствуешь?
— Превосходно. — Между бровями появилась складка. — Кто вы?
— Это имеет значение?
— Конечно, нет. — Он ничего больше не спросил и коснулся плеча Притчера. — Вставай, Притчер, мы возвращаемся домой.
Только через два часа Бейл Ченнис почувствовал себя достаточно окрепшим, чтобы идти самому. Он спросил:
— Он никогда не вспомнит?
— Никогда. Он сохранит свою психическую власть и свою Империю, но его мотивации теперь совершенно другие. Понятие «Второй Фонд» для него пустота. Он теперь человек мирный. К тому же теперь он будет счастливее те несколько лет жизни, что оставлены ему изношенной физической оболочкой. И потом, после его смерти, План Селдона будет продолжаться, что бы ни случилось.
— А это правда, — настаивал Ченнис, — это правда, что Россем не Второй Фонд? Я мог поклясться, говорю вам, что зналэто наверняка. Я не сумасшедший.
— Ты не сумасшедший, Ченнис, а просто, как я говорил, измененный. Россем неВторой Фонд. Пойдем! Мы тоже возвращаемся домой.
Бейл Ченнис сидел в маленькой, выложенной белым кафелем комнате. Он позволил своему разуму расслабиться. Он был согласен жить в настоящем. Тут были стены, и окно, и трава снаружи. У них не было названий. Это были просто вещи. Кровать и стул, и страницы, лениво проходящие по экрану в изножье кровати. И сиделка, которая приносила ему еду.
Сначала он пытался собрать вместе обрывки услышанных разговоров. Например, между какими-то двумя людьми.
Один из них говорил:
— Теперь полная афазия. Это вычищено, и, думаю, без всякого ущерба. Необходимо только вернуть запись природной мыслительной волны его ума.
Он вспомнил звуки — шум прибоя, — и по каким-то причинам они казались особенными, как будто что-то значили. Но почему так беспокоили?
Лучше наблюдать за приятной сменой цветов на экране в изножье этого, на чем он лежал.
А потом кто-то вошел, что-то сделал с ним, и он надолго заснул.
И когда это прошло, кровать неожиданно стала кроватью, и он знал, что находится в больнице, и слова, которые он помнил, приобрели смысл.
Он сел.
— Что происходит?
Первый Спикер сел рядом.
— Ты во Втором Фонде, и тебе вернули твой разум, твой природный разум.
— Да! Да! — К Ченнису пришло осознание того, что это он сам, и в этом было невероятное торжество и радость.
— А сейчас ответь мне, — сказал Первый Скипер, — ты знаешь, где теперь Второй Фонд?
И, огромной волной обрушиваясь вниз, прорвалась правда, и Ченнис не ответил. Как когда-то до него Эблинг Мис, он отдавал себе отчет в безбрежном, ошеломляющем удивлении.
Пока наконец, кивнув, не сказал:
— Клянусь Звездами Галактики — теперь я знаю.
Часть II
Фонд в поисках
7. Аркадия
Дарелл, Аркади, писательница (11.5.362 Э.Ф. — 1.7.443 Э.Ф.). Главным образом писательница-романистка, Аркади Дарелл наиболее известна биографией своей бабки Бэйты Дарелл. Основанная на данных, полученных из первых рук, эта книга на протяжении веков служила главным источником информации, касающейся Мула и его эпохи… Подобно «Раздвоенным воспоминаниям», ее роман «Время и Время и Дальше» — живописное отражение блестящего общества Калгана времен раннего Междуцарствия; в книге активно использованы впечатления от посещения ею в молодости Калгана…
Аркадия Дарелл решительно продекламировала в микрофон своего стенографа:
— Будущее Плана Селдона, А. Дарелл.
И потом мрачно подумала, что однажды, когда она станет великой писательницей, она будет подписывать все свои шедевры псевдонимом Аркади. Просто Аркади. Никакой фамилии.
Подпись «А. Дарелл», которую она должна будет ставить на всех томах для уроков Композиции и Риторики, так безвкусна. И все другие дети тоже должны так подписываться, кроме Пелла Линтуса, потому что класс так смеялся, когда он впервые поставил свою подпись. И «Аркадия» — имя для маленькой девочки, навязанное ей, потому что так звали ее бабку. Родители были совсем лишены воображения!
Теперь, когда уже два дня, как ей исполнилось четырнадцать, домашние, пожалуй, могли бы признать простой факт совершеннолетия и называть ее Аркади. Она поджала губы, вспомнив, как отец оторвался от своей книги, лишь только чтобы сказать:
— Но если ты собираешься делать вид, что тебе девятнадцать, Аркадия, что ты будешь делать, когда тебе исполнится двадцать пять, а ребята будут думать, что все тридцать?
Оттуда, где она сидела, развалясь в своем глубоком кресле, было видно зеркало на ее туалетном столике. Ей немного мешала нога (домашняя туфля качалась на большом пальце), поэтому она втянула ее и села, неестественно выпрямив шею, что, она была уверена, как-то прибавило ей царственной стройности — на целых пять сантиметров.