Второй Карибский кризис 1978
Шрифт:
Стоя на трибуне в актовом зале, я напомнил некоторым оторвавшимся от действительности товарищам о том, что они не всецело отдаются выполнению высокой цели. Напомнил, что у студентов и преподавателей слишком много свободного времени. И предложил всем собравшимся приложить ещё больше сил, чтобы не осрамить и не уронить доверие партии и правительства. В конце своей пламенной речи я предложил тем, кто ещё сомневается и не готов служить нашему делу до конца, выйти из строя и пройти к моему автомобилю, где их отконвоируют
Вероятно мой вид – кожаная куртка и ремень, мой тон, мой психически не здоровый хохот, вселил людям страх. И они задумались: а правда ли что этот сумасшедший повезёт их домой, а не вывезет в лес или поставит к стенке, как врагов народа и дезертиров?
Не знаю, о чём они думали, но знаю, что вперёд не вышел никто.
Пришлось расстроено вздохнуть, ибо я надеялся, что после такого террора, хотя бы половина из них соберёт свои манатки и свалит. Но не свалили. Наоборот, все присутствующие заверили меня и находившихся в шоке сопровождающих товарищей из МГК, что всё будет так, как партия приказала.
Я им типа поверил, и пообещал, что приеду через десять дней. И уж если, тогда мне покажут аналогичные результаты, то репрессий и даже, возможно, кровавых, будет точно не избежать.
Из актового зала спустились на первый этаж. В вестибюле, на самом видном месте у одной из стен, стоял информационный стенд, на котором висел распорядок дня для курсантов. Решительно пресёк очередную передачу с воли, которую попытался передать одному из элитников сопровождающий нас второй секретарь какого-то обкома и решил ознакомиться с наглядным пособием.
Распорядок дня
8.00 – Подъем
8.20 – Зарядка
8.40 – Время личной гигиены.
9.00 – Завтрак
9.30 – Уборка палат
10.00 – Утренние занятия (индивидуальные)
11.30 – Отдых. Просмотр телевизора
13.00 – Обед
13.30–15.30 – Тихий час
16.00 – Полдник
16.30 – Дневные занятия (классами)
18.00 – Отдых
19.00 – Ужин
20.30 – Вечерние мероприятия
Чётные дни – танцы
Нечётные дни – просмотр кинофильма
23.30 – Отбой
– Гм, – интересно, – хмыкнул я, глядя на это изобилие. – И кто же такое утвердил?
– Ты утвердил, Саша, – произнёс товарищ Мячиков и напомнил: – Причём лично.
– Я?! Не может быть.
– Может. Посмотри на свою подпись внизу.
Присмотрелся. Обалдел. Ещё раз присмотрелся и увидел число. Задумался.
«Блин, нечто такое смутно вспоминается. Вроде бы был я на том совещании. Был, но, по-моему, я всё время спал, ибо до этого работал двое суток без сна. Н-да… Я значит спал, а они значит мне подсунули. И теперь крайнего нашли – подписью тычут. Что ж, молодцы! Хитрые черти! Но и я тоже не лыком шит! Хотите, чтобы я исправил? Хорошо. Исправлю!»
Открепил канцелярские кнопки по бокам листа, снял плакат и демонстративно
– Нет, товарищи – этот самолёт не полетит. Так, понимашь, мы с вами ничего не построим.
После этого дал распоряжение принести ватман, линейку и краски или фломастеры.
Уже через четверть часа на информационном стенде красовалось новое, более актуальное расписание.
С любовью осмотрел дело рук своих и, покосившись на ошарашенную комиссию, даже спрашивать их мнения не стал.
– Это не приемлемо, – закашлялся, наконец Хмельков.
– Действительно, Саша, мне кажется, ты перегибаешь палку, – поддержал его Мячиков. – Мне кажется, можно и помягче.
– Вы так думаете? – поднял бровь я. – А вы, что, забыли, что мы только что видели? Вы же сами прекрасно видели, что отряд абсолютно не готов к работе! И всё это из-за проклятого расписания и разгильдяйства курсантов. Танцы у них, отдых, телевизор… Им тут что, санаторий? Курорт какой-нибудь? Нет! Нет! И ещё раз нет!
Заявив это, взял и подрисовал ещё несколько пунктов, а затем, обмакнув кисть в краску, в низу листа поставил подпись.
– Вот так будет самое то! – отметил я, вытирая платком испачканные краской руки.
Глава 37
Начальство пялилось на расписание, а я на него. Краем глаза заметил стоящего в стороне бородатого старика, который, в свою очередь, смотрел на нашу представительную делегацию. Тот, вероятно, был из местных – работник пионерского лагеря. Старец был одет в шапку ушанку, бежевый тулуп, ватные штаны и валенки.
– Кто таков? – не громко поинтересовался я у сопровождающего нас заведующего главным корпусом здания.
– Это сторож. Яков? – заискивающе улыбаясь, ответил тот.
– Какой же он тебе Яков?! Он же даже старше тебя, раза в три, – недовольно буркнул бывший пионер. – Как имя отчество у дедушки?
– Э-э, – замялся тот. – Вроде бы Евсеевич…
– Плохо работаете! Своих подчинённых нужно знать в лицо, а их ФИО докладывать быстро и чётко, а не эти Ваши: «Вроде бы», – недвусмысленно объяснил свою мысль комсомолец и обратился к старцу: – Уважаемый, Вы Яков Евсеевич?
– Да, – с готовностью ответил тот. – Фамилия моя Корнеев. Я сторож тута.
– Здравствуйте. Меня Александр зовут. Яков Евсеевич, не могли бы Вы нам помочь?
– С радостью. Чем смогу…
– Дело в том, что у меня с некоторыми товарищами возник спор, относительно вот этого вот распорядка дня. Не скажите своё мнение? Как он Вам? Не слишком ли суров?
Дедуля подошёл поближе, прищурился, огладил бороду, постоял так с полминуты и, цокнув языком, покачал головой.
– Не, не пойдёт такое. Не пойдёт.