Второй Карибский кризис 1978
Шрифт:
– Саша, это я – Марта.
– Офигеть! Марта, это ты?
– Да-да, Саша, – это я. А это ты?
– А это я, – беспредметно ответил я, реально находясь в шоке. – А ты чего сюда звонишь? И главное – как?
– Папа договорился. Вот и звоню.
– С ума сойти можно! – вновь восхитился я и, чтобы поддержать разговор, спросил: – Ты получила наши песни? Мистер Тейлор тебе должен был их передать.
– Да получила! Получила и была ими очень удивлена.
– Чем?
– Песнями, чем же ещё!
– Тебе они не понравились? – хмыкнул я, приготавливаясь выслушивать пожелания, невесть чего возомнившей о себе, певички.
– Да!
– Почему? На мой взгляд, они очень хорошие и даже в какой-то мере философские…
– Ах, философские?! – нервно произнесли на том конце. – И ничего философского там нет. Литий дают душевно больным людям! Что, ты хочешь сказать этим своим текстом? Хочешь сказать, что я псих?
– Нет! С чего ты взяла?
– А зачем ты мне тогда такие ужасные песни записал? Ты хочешь сказать, что я душевно больная и мне необходимо лечение и приём препаратов? Считаешь, мне надо пить вещества?! – истерила она. – А ещё и про животный инстинкт песню придумал! Я что, по-твоему, животное?! Животное, которое принимает лекарства?
– Э-э… нет, конечно. Ты что?! Я и не думал, так о тебе думать…
Но меня не слушали.
– Ты много о чём не думал! – прошипели в трубке. – А колыбельная? Зачем ты такую написал?
– С ней-то, что не так?
– Всё с ней не так! Мало того, что она очень грустная, так ещё и клип ты снял ужасный. Эта картина, которая там показана, подавляет волю к жизни!
– Э-э, а что там показано? – не понял Саша.
– Раз ты не помнишь, то напомню! Там девушка стоит на краю обрыва и хочет прыгнуть со скалы! Ты хочешь, чтобы я так поступила?
– Разумеется, нет! Не надо так поступать! – рявкнул я, проклиная тупых помощников, которые подобрали столь мрачное полотно, и стал чесать: – Там вообще о другом. Там девушка встречает рассвет и ждёт солнца!
– Ах, солнца?! Да нету там никакого солнца! Там ветер и шторм.
Корабль качнуло, и брызги воды от ударившей нас волны долетели до капитанского мостика, залив стёкла. Шторм входил в пик своей активности. Дождь стал лить как из ведра, молнии засверкали и гром начали звучать всё чаще и чаще.
«Да хрен с ней. Чего я её упрашиваю? Пусть думает что хочет. Если у неё с головой не всё в порядке, то причём тут мы?» – подумал я, вновь схватившись рукой за стену, чтобы не упасть от очередной качки, а в слух сказал:
– Мы записали и сняли просто колыбельную. Не понимаю, что тебя так расстроило.
– Как что?!? Зачем ты такое снял?!
– Да незачем. В голову идея пришла, вот и отсняли.
– Не ври мне! Я знаю! Ты не просто так все эти ужасные и мрачные песни снял. Ты на что-то намекаешь!
– Успокойся. Это просто песни такие, вот и всё, – стал пояснять я. – Их не надо проецировать на себя. Они вне нашего мира.
– Просто песни?! Вне мира?!? А ты знаешь, что из-за твоих песен я уже месяц постоянно плачу! Знаешь?! – заревела она в трубку. – Плачу, и хочу связаться с тобой. А меня не соединяют. Всё время говорят, что ты за…
– Что я «за»?.. – не понял я. – Что «за»? Алло!
– Что ты за… – с ужасным акцентом произнесла та по-русски, прорываясь через шуршание эфира.
Я чуть потряс трубкой и кашлянул, понимая, что я ничего не понимаю.
– Что ты занят постоянно, – наконец донеслись слова Марты.
– Ах, это, – облегчённо
При последних словах Кравцов хохотнул.
– Какие мулатки? Жгучие? – зашипела собеседница, вероятно надрываясь.
– Ага, – не стал обманывать я.
– Саша, мне нужно с тобой поговорить! – заревела собеседница.
– Хватит плакать. Что случилось? К тому же мы и так говорим, – напомнил Саша и быстро стал анализировать сложившуюся ситуацию.
«Шутки шутками, а ведь ситуация на самом деле складывалась не очень хорошо. Дочь секретаря канцлера ФРГ, очевидно, вообразила себя супермодной певицей и хотела получить материал, который бы гармонировал с предыдущими песнями. Я же ей отправил три композиции в совершенно другом жанре. Вероятно, ей они не подошли. Да и, по большому счёту, подойти не могли. Одно дело электронщина, другое дело рок с живыми инструментами. Ну, никак не сочетается предыдущий её материал и этот. Никак! Н-да… Пошутить-то я, конечно, пошутил, но вот обернуться эта шутка, может геморроем. Она явно недовольна. Начнёт давить на своего папу. Тот обязательно решит любимой дочурке помочь и попросит о помощи канцлера. Ну а тот, в свою очередь, обратится в наш МИД. Естественно, при любом раскладе крайним окажусь я. С чем я себя и поздравляю. По ходу дела мне песец…
Нет, конечно, у меня есть твёрдое алиби. Во-первых, я не знал, какой материал конкретно хочет Мотька. Во-вторых, я написал очевидные хиты. Это может подтвердить любой мало-мальски подкованный музыкант, особенно тот, кто в теме. Так что, тут всё пучком. Ну и в-третьих, а не пошли бы вы со своими претензиями все лесом? Пишите сами, если не нравится! Пишите, что и как хотите, а от меня отстанете!! Всё! Баста! Халява кончилась! Я в творческом отпуске!
Могу я так сказать? В общем-то, да. Но вот наши, с меня с живого точно не слезут. Будут долдонить о международной обстановке каждый день. И обязательно предъявят, что я эту самую международную обстановку накаляю. С них станется… Ладно, фиг с вами сделаю другие три песни, раз эти им слишком мрачные, видите ли. Придётся заморочиться, конечно, но зря я что ль настоял, чтобы в трюме баржи, что следует за нами и везёт реквизит, сделали не только комнату монтажа, но и комнату звукозаписи. Так что подумаю, что ей записать, и запишу. Юля споёт. Передам всё это Лебедеву, который плывёт с нами и по факту является сотрудником МИД СССР. Передам ему кассету с записью и скажу: „Вот вам кассета. И на этом всё! А как уж вы её американцу передадите, или даже сразу немцам, это уже ваши проблемы“. А потом добавлю: „И учтите, больше я ни для каких немок писать не буду!“»
– Саша? Ты меня слышишь? – тем временем Марта перешла на скверный русский язык.
– Слышишь. Слышишь, – поморщился Саша, слушая необычную для уха речь.
За окном начался не только шторм, но и целое светопреставление. Раскаты грома громыхали, а всполохи молний сверкали каждую секунду. Казалось, что стихия буквально желала, во чтобы то ни стало, всячески изничтожить нас.
– Саша, я… – в трубке вновь всё зашипело.
– Чего ты?
– Саша, я временно…
Опять шуршание…