Второй пояс. Откровения советника
Шрифт:
После того как мы уединились, Аманулла рассказал, что командующий накануне встречался со старейшинами из племени очикзай, прибывшими в Кандагар с афгано-пакистанской границы в поисках защиты от вконец обнаглевших исматовцев.
Из поступавшей накануне оперативной информации я знал, что в уездах Тахтапуль и Спинбульдак произошли серьезные стычки между исматовцами и отрядами самообороны других пуштунских племен. И если до этого исматовцы конфликтовали в основном только с выходцами из племени нурзай, то в последнее время стычки стали происходить и с соплеменниками – очикзаями, объединенными под «знаменами» других полевых командиров.
«Бобо»,
Но это совсем не означало, что отряд Мамад-хана был полностью лоялен к госвласти и уж тем более к шурави. Просто-напросто эти вооруженные аборигены жили по принципу: «Пока нас не беспокоят, и мы никого не будем трогать». Зная об этой поведенческой особенности приграничных племенных отрядов самообороны, советское военное командование и представители госвласти старались не появляться без особой надобности в приграничных уездах, дабы не искушать судьбу и не нарушить и без того хрупкий мир. Но уж если старейшины сами обратились за помощью к представителю госвласти, стало быть, у них есть на то весьма серьезные основания.
Старики не пошли к губернатору Сахраи, выходцу из исторически враждебного им племени нурзай. Не обратились они и к генералу Ацеку, который не горел особым желанием ввязываться в междоусобные разборки. Не пошли они и в МГБ, поскольку считали руководство этого силового ведомства виновным в том, что генерал Муслим Исмат и его нафары распоясались так, что дальше было некуда.
Почему-то именно в Мир Акае они разглядели того самого государственного чиновника, который смог бы оказать реальную помощь в «укорочении рук» мятежному генералу.
Вся проблема заключалась в том, что в самом начале марта, когда у исматовцев произошли вооруженные стычки с пакистанскими пограничниками, малиши попутно обстреляли несколько постов с нафарами Мамад-хана. В частности, пользуясь численным преимуществом, исматовцы напали на блокпост Аргестан-Карез, откуда забрали все вооружение, боеприпасы и прочее имущество, а сам блокпост просто-напросто взорвали. Избитые до полусмерти нафары Мамад-хана не стали вступать в драчку с исматовцами, отлично понимая, чем она в тот момент могла для них закончиться.
С большой долей уверенности можно было полагать, что Муслим Исмат, задавшийся целью прибрать к рукам все блокпосты на «бульдакской бетонке», не входившие ранее в сферу его стратегических интересов, твердо встал на тропу войны со своими соплеменниками. Какую цель он этим преследовал, можно было только догадываться. Скорее всего, это означало только одно – его противостояние с генералом Тадж Мохаммадом уже вышло за рамки межличностных отношений. А если учесть, что на вооружении у исматовцев была собственная бронетехника и тяжелая артиллерия, то можно было смело полагать о готовящемся вооруженном перевороте в провинции, который Исмат совершит, как только из провинции уйдут советские войска. Все, что происходило сейчас на приграничной дороге, наверняка было всего лишь прелюдией к таким событиям. Своего рода рекогносцировка на местности и расчистка плацдарма перед решающим штурмом.
Насколько я понял из всего сказанного Амануллой, командующий весьма серьезно отнесся к той встрече со стариками. Судя по всему, Мир Акай решил воспользоваться критической ситуацией, сложившейся в приграничье. Как это ни парадоксально, но у царандоя появилась реальная возможность замены личного состава постов второго пояса обороны на бойцов племенных отрядов самообороны. Если учесть, что у Мамад-хана «под ружьем» ходило более восьмисот человек, то и половины этих людей было вполне достаточно для обеспечения охраны на всех девяти постах, с последующим выведением оттуда царандоевских военнослужащих и использованием их для укрепления постов безопасности в самом городе.
Пообещав старейшинам сделать все, от него зависящее, по обузданию исматовцев, Мир Акай тут же обратился к ним со своей встречной просьбой. Изложив суть идеи насчет постов второго пояса обороны, он заявил, что бойцы племенного отряда, изъявившие желание нести там службу, будут обеспечены всем необходимым, в том числе вооружением, боеприпасами и прочим военным и гражданским имуществом. Старики, не ожидавшие такого поворота событий, заявили, что Мамад-хан не наделял их полномочиями решать такие серьезные вопросы, но, тут же спохватившись, пообещали довести до его сведения деловое предложение командони. А еще через пару дней они будут ждать его с визитом в их родовой кишлак, где и сообщат об окончательном решении, Мамад-хана. Наверняка сам Мамад-хан пожелает сообщить ему об этом лично и обговорит все условия передачи царандоевских постов.
Мир Акай тут же вызвал начальника уголовного розыска Хакима и, представив его старикам, заявил, что именно этот человек прибудет в их кишлак в обозначенный день. Как заместитель командующего царандоем майор Хаким был наделен всеми необходимыми полномочиями для ведения таких ответственных переговоров, и, если они пройдут успешно, командующий приедет в их родовой кишлак для подписания итоговых документов.
Слушая Амануллу, я пытался понять, для чего именно он все это мне сейчас рассказывает. О своей встрече с бабаями Мир Акай мог рассказать мне и сам при первом же удобном случае. И если сегодняшний визит подсоветного был сделан только ради того, чтобы сообщить мне о прошедшей встрече со старейшинами, то к чему такая спешка? Что-то никак не проглядывалась причинная связь между этим событием и моей персоной. Да и Аманулла что-то не договаривает до конца, все вертит вокруг да около. По всей видимости, не знает, с чего начать, чтобы сообщить мне о самом главном. Но в чем именно заключается это «главное»?
Пора было ставить точки над «i».
– Аманулла, а скажи мне, но только честно, какую просьбу ко мне просил передать командующий, когда посылал тебя в «Компайн»?
Судя по изумленному выражению лица, мой вопрос застал Амануллу врасплох. А может, мне это только показалось? Рассмеявшись, он панибратски схватил меня под левую руку, словно кавалер даму своего сердца.
– Ничего от тебя не скроешь, мушавер-саиб. Ты словно мысли читаешь. А ведь командующий действительно просил передать тебе свою личную просьбу. Она заключается в том, чтобы ты обязательно доложил своему руководству в Кабуле обо всем, что я тебе сейчас рассказал.