Второй пояс. Откровения советника
Шрифт:
– Стало быть, во всем этом, как вы выразились, «спектакле», мне отводится роль «шуравийского благодетеля», который и будет передавать «гуманитарку» старейшинам?
– А разве это плохо? – искренне удивился Мир Акай. – А потом, ведь не один же мушавер-саиб будет в этом участвовать. Я распорядился насчет того, чтобы в состав вашей группы был включен представитель тыловой службы, который и оформит все необходимые документы по передаваемому грузу. Мушаверу нужно будет только улыбаться и со всеми обниматься. Наш народ это очень любит.
Быть обычным «свадебным генералом» на чужом пиру мне не очень-то хотелось. Если я буду отлучен от процесса переговоров с Мамад-ханом, то зачем, собственно говоря, мне тогда тащиться в эту тмутаракань, больше чем за сто километров
Но уже в следующее мгновение я выбросил из головы эту крамольную мысль. Что же это такое получается? Один мой подсоветный в лице командующего царандоем именно на меня возлагает свои надежды в этом авантюрном мероприятии, полностью посвятив во все его детали. Второй подсоветный, Хаким, сам едет в такую даль. А я, стало быть, должен прятаться в кустах и подставлять вместо себя Николая с Олегом, которые ко всем нашим оперативным комбинациям вообще не имеют никакого отношения. Нет, ехать придется именно мне. Заодно погляжу, что там за воинство собралось под знаменами Мамад-хана. Способно ли оно вообще нести службу на постах обороны и надежно противостоять «духам».
Вот только одна неувязочка опять выплывает на горизонте. Если о предстоящей поездке в приграничье вообще не докладывать в Представительство, то, случись чего, я опять попаду в немилость к своему руководству за очередную самодеятельность. Предыдущее «китайское предупреждение» было совсем еще свежо в моей памяти. Но, с другой стороны, если доложить в Кабул все как есть, то наверняка зарубят на корню все инициативы Мир Акая. И как потом смотреть ему в глаза? Пожалуй, еще и за труса сочтет.
Решение созрело само собой. Собственно говоря, а кто узнает об этой поездке в приграничье, если я сам не сообщу о ней своему кабульскому начальству? Если моя персона вдруг и понадобится срочно «центру», шифровальщик доложит, что нахожусь я на «Майдане», где был вынужден задержаться по причине запоздалого совещания у Варенникова и отсутствия возможности вернуться в городок из-за небывалой активизации «духов» вдоль всей дороги из аэропорта в город. Такое на самом деле бывало не раз, и в Кабуле к этому уже давно привыкли. Ну, а если в «центре» не проявят интереса к моей персоне, то вообще промолчу об этой поездке к «мирным духам». Позже что-нибудь придумаю в оправдание излишней самостоятельности. А пока что и докладывать-то нечего, поскольку еще неизвестно, чем закончатся эти переговоры с Мамад-ханом.
Переговоры
Утром 18 марта на работу вместе со всеми не поехал, поскольку в десять часов ожидал автоколонну с гуманитарным грузом, которая должна была следовать мимо «Компайна». В форму облачаться не стал, дабы лишний раз не нервировать исматовцев, через чьи многочисленные посты на Спинбульдакской трассе предстояло проезжать. Из оружия взял всего лишь один ПМ. И то только для того, чтобы было хоть из чего застрелиться, если судьба распорядится совсем не так, как было спланировано. А чтобы пистолет не был виден, запихал его за пояс брюк под рубашку. Это был самый надежный «тайник», куда я прятал табельное оружие еще до Афгана. Некоторые мои коллеги-опера в том месте не только пистолет – бутылку с водкой умудрялись прятать. Да так, что даже наметанный глаз коменданта УВД Бориса Сомова, бдительно несущего свою «экспроприационную» службу в вестибюле, не мог заприметить никакого криминала.
Колонна подошла с небольшим опозданием. В ее составе были два ЗИЛа, доверху груженных «гуманитаркой», один «уазик», на время позаимствованный вместе с водителем в оперативном батальоне, и царандоевская бээрдээмка. Хаким с ложестиком и еще одним офицером из политотдела расположились в «уазике», а остальные оперативные сотрудники
Первую остановку колонна сделала на последнем шуравийском посту, что располагался на трассе к юго-востоку от места расположения 70-й бригады. Измученного вида солдат, стоявший у закрытого шлагбаума, небрежно глянув на пропуск под лобовым стеклом «уазика», не спеша отодвинул оглоблю в сторону. Он даже не поинтересовался, есть ли у нас какие-либо документы, удостоверяющие наши личности и на перевозимый нами груз. Я почему-то подумал, что если он сейчас и спросил бы какой-нибудь документ, то показывать мне все равно было нечего. За девятнадцать месяцев пребывания в Афгане я так и не удосужился их себе справить. Да и зачем они здесь были нужны. Афганцы все равно ничего не понимают в советских ксивах, а советским военнослужащим достаточно было услышать родную речь, и все двери и шлагбаумы передо мной сразу открывались. Даже на территорию охраняемой зоны на «Майдане» я без особого труда проезжал на царандоевской «тойоте» по пропуску на этот автомобиль. Для особливо ретивых блюстителей устава караульной службы у меня была припасена особая заготовка с заковыристым оборотом исконно русского мата, от которого даже самый строгий шурави сразу становился покладистее.
Ну, вот и все. На этом блокпосту контроль ограниченного контингента над дорогой Кандагар – Чаман заканчивался. Впереди, на всем протяжении почти стокилометровой разбитой бетонки, советских постов больше быть не должно. А вот всевозможных блокпостов, постов и каких-то мелких постиков, оккупированных малишами и прочим сбродом из племенных ополчений, было больше чем предостаточно. Пока мы ехали по бетонке, я пытался сосчитать все эти «тормозные» пункты, но, когда цифра перевалила за пару десятков, сбился со счета и бросил это неблагодарное занятие.
Нашу колонну практически никто не останавливал. Правда, пару раз особо ретивые исматовцы пытались было выяснить у Хакима, что за груз мы везем, но он отвечал им на пушту что-то такое, что они сразу теряли к нам интерес. На подъезде к кишлаку Тахтапуль нас остановили хозяева мини-крепости, стены которой были выложены из саманных блоков. На крыше этого импровизированного блокпоста торчала жердина, на которой трепыхался афганский государственный флаг. Сразу видно, что здесь укрепились представители государственной власти. И действительно, нам навстречу вышел царандоевский офицер с погонами капитана. Как и на предыдущих блокпостах, он переговорил с Хакимом, выяснил у него цель нашей поездки и только после этого дал команду открыть шлагбаум, который таковым можно было называть с большой натяжкой. Это была самая обыкновенная пеньковая веревка, натянутая поперек дороги между двумя врытыми в землю кольями. Посреди веревки был прикреплен кусок жестянки, с обеих сторон которой был намалеван «кирпич». Стоявший у одного из кольев пожилой солдат в форме и резиновых калошах на босую ногу снял веревку с кола и, перебирая ее руками, не спеша перешел с ней на другую сторону дороги. Путь открыт, нам можно следовать дальше.
До Спинбульдака мы добрались часа в три дня, когда было самое пекло. За то время, пока мы ехали по разбитой вдрызг бетонке, горячее дыхание Регистана выпарило из моего тела последние капли влаги, и мне очень сильно хотелось пить. Уезжая, я предусмотрительно прихватил с собой пластиковую бутылку с кипяченой водой. Так, на всякий случай. Но ее мы опустошили еще в самом начале пути. Мои попутчики воду с собой вообще не взяли, но, тем не менее, стоило мне угостить их припасенной водой, они осушили всю бутылку в мгновение ока. Пока мы стояли на блокпосту в Тахтапуле, водитель «уазика» сходил до ближайшего кяриза, где наполнил пустую бутылку холодной колодезной водой. Но я не рискнул пить эту воду. Пожалуй, схватишь «под занавес» какую-нибудь заразу типа желтухи или брюшняка. А мне это надо?