Второй Салладин
Шрифт:
Примерно на рассвете беглец нашел приют в строении, назначение которого так и осталось для него загадкой. Основным его достоинством оказалась заброшенность. Тревитт попытался взять себя в руки. Его била дрожь, он едва не плакал (это так несправедливо, почему именно ему всегда так не везет), когда его заметил какой-то мальчишка.
– Ты кто? – спросил он.
На нем были замызганные джинсы, черные кеды и грязная белая футболка с безобразно растянутым воротом.
– Сумасшедший гринго, – по-испански ответил Тревитт. – Катись отсюда, а не то получишь на орехи.
В
– Это мамин сарай.
– А где твой папа?
– Уехал в Америку, чтобы разбогатеть.
– Ты хочешь разбогатеть?
– А то. Хочу кучу баксов.
– Мне нужно какое-нибудь местечко перекантоваться. Без лишнего шума. Тихое местечко.
– Конечно, мистер. Вы убили кого-то в драке.
– Ничего подобного.
– Можете остаться здесь.
Тревитт без особого восторга огляделся вокруг. У одной стены было навалено сено, сквозь щели в крыше просачивался солнечный свет. Развалюха была построена из гофрированного железа. Внутри пахло пылью и дерьмом. Вокруг бродили куры, клюя что-то на земле.
– У вас дома есть ванна? Или душ?
– Нет, мистер. Это Мексика, а не Los Estados Unidos [31] .
– Я заметил. Послушай, только это большой секрет, ладно? Никому не говори. Большой секрет, понял?
Мальчишка быстро испарился и вернулся с матерью, крупной некрасивой женщиной с нахальным взглядом и младенцем на руках.
– Я могу заплатить, – сказал Тревитт.
– Десять баксов. Американских.
– Десять меня устроит. В неделю.
– Десять за ночь. Начиная со вчерашней.
31
Соединенные Штаты Америки (исп.).
Ее нахальные глаза уставились прямо на него. Младенец захныкал, и мать шлепнула его по мягкому месту.
– О господи! – сказал Тревитт.
– И не смейте при мне всуе поминать имя Господа, – заявила она.
Мамасита принесла еду – холодный рубец в соусе чили. При виде застывшего коричневого соуса на комках потрохов Тревитт подавил рвотный рефлекс. Но это было лучше, чем вчерашний суп из рыбьих голов.
– Деньги, – сказала она.
Тревитт отдал ей свою последнюю десятку.
– Каков предел моего кредита? – поинтересовался он.
– Никакого кредита, – отрезала она, передавая ему тарелку. – Завтра ты добудешь денег или уйдешь.
Он с жадностью набросился на еду – со вчерашнего дня во рту у него не было ни крошки.
И как теперь быть? Тревитт обдумывал возможные варианты. Получится у него выйти на связь? Рискнуть и позвонить ребятам в центр? Может быть, тогда кто-нибудь сможет забрать его – кто-нибудь опытный, стреляный воробей вроде Чарди? Но он понимал, что ожидание убьет его. Уже и так прошло две недели с тех пор, как убили Спейта. Может, попробовать пойти по другому пути: рискнуть и попытаться прорваться через границу самому? Задача была предельно проста: преодолеть площадку перед контрольным постом, почти как перейти мост Джорджа Вашингтона. Короткая прогулка до шлагбаума. Вся площадка была как на ладони, ни тебе КПП в берлинском стиле, ни стен в духе холодной войны, сквозь которые нужно прорываться, как в романах Ле Карре. Просто иди себе, куда указывает знак. Entrada en Los Estados Unidos. Что может быть проще?
А потом он вспомнил Билла Спейта в сточной канаве. Вспомнил, что за ним гнались.
Он перевернулся на бок и уткнулся лицом в ржавую жестяную стену, ожидая наития. Нужно что-то делать. Голова у него точно пузырями была полна – один сумбур, и свет, и почти никакой практической пользы. Внезапно его накрыло волной безрассудного, головокружительного оптимизма. Но она отхлынула почти так же быстро, как и накатила, а после нее наступило опустошение.
Он услышал шум и обернулся.
– А, – протянул он, – это всего лишь ты.
Мальчишка с порога смерил его взглядом, в котором не было ни малейшего уважения. Тревитта охватило отвратительное ощущение, что он в очередной раз не выдержал испытания. И все же он нравился этому постреленку, и на протяжении всех двух недель, что американец просидел в сарае, тот заглядывал сюда почти каждый день.
– Ты и правда никого не убивал в драке, – сказал парнишка.
– Нет, не убивал. Я и не говорил, что убивал. Уходи. Катись отсюда.
– Эй, у меня для тебя новость.
– Катись отсюда.
Ему пришла в голову мысль отшлепать своего мучителя, но на это не было никаких сил.
– Нет, послушай. Я говорю правду.
– Ну конечно.
Тревитт понимал, что правда была неприглядной. Все его мечты о том, как он накопает сведений о путешествии Улу Бега по Мексике, выяснит, приехал ли курд в одиночку или были еще и другие, кончились пшиком. Если что-то ему и удалось, так это угодить в эпицентр междоусобной войны мексиканской мафии.
Если только одно не было частью другого.
Тревитт на миг оживился.
Однако следовало взглянуть правде в глаза. А правда заключалась в том, что теперь ему придется обратиться в Departamento de Policia. Вся история всплывет наружу. "Агент ЦРУ задержан в Мексике", напишут в газетах. Начнутся телефонные звонки, официальные протесты и опровержения, препоны, разнообразные неловкости.
– Я нашел его, – сказал мальчишка.
Тревитт так и видел Йоста Вер Стига. Представлял, как будет пытаться все объяснить.
"Понимаете, мы подумали, что нашли человека, который переправил курда через границу. И решили, что можем узнать у него, не был ли..."
Вер Стиг начисто лишен способности выражать свои чувства. Ярость будет клокотать у него внутри. Тревитт ощутит ее в сдержанных жестах, в плотно сжатых губах, в холодном рукопожатии.
"Вы отправились в Мексику?"
"Э-э... да".
Можно свалить все на старину Билла.
"Понимаете, старина Билл сказал, что..."
Но Вер Стиг может сотней способов дать ему понять, что он ничтожество.
"А вы что там делали?"
"Ну, э-э..."
"Разве вы не прикрывали Спейта?"