Второй шанс — 2

Марченко Геннадий Борисович

— Да бросьте, Максим, какое дело?! Это я так, в частном порядке…

— Прямо гора с плеч, — нервно хмыкнул я. — И ваше руководство сквозь пальцы смотрит на такое вот частное расследование?

— Вы понимаете, должность заместителя начальника управления по области дает определенную свободу в действиях и методах. А уж если начальником ваш старый друг, то тем более…

Тут я демонстративно обвел помещение взглядом и приложил палец к уху.

— Не беспокойтесь, Максим, эту квартиру буквально перед нашим приходом проверяли на подобного рода сюрпризы. Все чисто. Ну, продолжим… Второе, что заслуживает внимания — это ваше творчество. Как в прозе, так и в музыке. Начнём, пожалуй,

с музыки. Проявившийся как бы из ниоткуда талант музыканта, композитора, да ещё и звукорежиссера ну прямо-таки не просто настораживает, а вопиет, не имея вообще никакого разумного объяснения. Вот так, на ровном месте, начинать походя сочинять стихи, перекладывая их на музыку, дано далеко не каждому. Это не говоря о том, что раньше вы гитару в руках держали от силы пару раз за всю жизнь, а тут сразу берёте такие аккорды, которые начинающему музыканту неподвластны. Ну если со стихами и музыкой как-то можно понять и попытаться найти причину в неожиданном прозрении, то умение пользоваться звукозаписывающей аппаратурой на, замечу, профессиональном уровне — это уже что-то с чем-то! У вас не было возможности в жизни нигде и никогда получить подобные знания и навыки. Не находите всё это странным? Так, теперь о вашей прозе…

— А вы не думаете, Сергей Борисович, — перебил я собеседника, — что подобные навыки у меня могли появится после, предположим, какой-то травмы? Вот потерял сознание, очнулся и начал стихи и музыку с прозой сочинять?

— Нет, не думаю. Вот справка, — Сергей Борисович снова достал из кейса бумагу и протянул мне. — В ней указано, что в течение последнего года подобных травм у вас не случалось, проверено. Вы практически всё время были на виду если не мамы, то друзей. И сразу замечу, чтобы потом не повторяться, что стрессовых ситуаций, которые могли бы привести к подобным изменениям в личности, у вас тоже не было. Теперь касаемо вашего романа…

— А с ним-то что не так?

— Да всё с ним не так. Замечу — к содержанию нет вообще никаких претензий. Действительно сильная вещь получилась, аж, было дело, зачитался. Но вот как вы этот роман писали… Это тоже большой вопрос. Во-первых, скорость написания. За три месяца! Практически с чистовика, без помарок, без изменения сюжета! А ваше умение печатать на машинке?! Профессиональное, скажу вам, умение. А слог! Я отправил на экспертизу ваши школьные сочинения и часть черновика. Вот заключение… В нем говорится, что автор сочинения и романа — на 90 процентов один и тот же человек. Только вот писал роман человек взрослый, имеющий большой жизненный опыт и практику написания столь масштабных произведений. Даже Борису Полевому править-то, по сути, ничего не пришлось.

Чёрт возьми, и не поспоришь… Но не мог же я продолжать вести жизнь прежнего Максима Варченко, моя энергия писателя требовала выхода, что и вылилось в сочинение романа. Ладно, с этим понятно, интересно, что Сергей Борисович нам ещё приготовил?

— А во-вторых? — спросил я с постным видом.

— А во-вторых, у нас заключение графолога. Вот справка.

На стол передо мной лёг очередной листок.

— В ней указано, что почерк, которым написана рукопись и ваши школьные сочинения, также принадлежат одному и тому же человеку.

— Ну, слава богу…

— Не торопитесь, Максим, не торопитесь… Тут присутствует одна важная деталь — изменения в почерке характерны для разных возрастных групп. То есть черновик романа писал весьма зрелый индивид. Ну и в-третьих… Как в романе, так и в жизни вы часто используете идиомы, слова и словосочетания, не только не характерные для вашего окружения, но и вообще не используемые в наше время. Совсем! Вот у вас несколько раз проскакивала

фраза «окей гугл». Если с окей всё более-менее в порядке, хотя опять же это выражение нечасто употребляется вашими знакомыми, то что такое «гугл» — мне ни один лингвист не смог толком объяснить. А как вы профессионально джинсы выбирали на рынке в Ухтинке? Это же первые джинсы в вашей жизни, а вы выбирали их так, будто делали это не единожды. Заинтриговал?

Мне осталось только пожать плечами и развести руки в стороны.

— Ещё как!

— И поверьте, что таких вот непонятностей с вами вагон и маленькая тележка. А что касается вашего последнего произведения, которые вы дали Инге прочитать… У меня к вам помимо всех прочих, появился, наверное, самый важный вопрос. У вас там действительно такая задница? Это не плод вашей фантазии?

— У вас там — это как, Сергей Борисович?

— Вы знаете, Максим, выводы для себя я уже сделал. Парадоксальные, фантастические, но сделал. Даже мне не надо спрашивать у вас, из какого вы времени. Не сказал бы, что Роберт Шекли является моим любимым американским писателем, а «Обмен разумов» — моей настольной книгой, но если убрать невозможное, то объяснение у меня вашему поведению уже сформировалось. Не хотите рассказать, что и как?

Я задумался, глядя в почти пустую чашку. Не совсем так я себе представлял тот момент, когда буду открываться компетентным товарищам. Думал, доберусь до верховных правителей, там уже и можно будет сбросить маску. А тут как пацана просто поймали на непонятках, ткнули мордой в моё же г… мои же несуразности. Интересно, действительно я так сильно прокалываюсь? Ладно, решение для себя я давно уже принял, всё равно рано или поздно такой разговор был неизбежен. Хорошо хоть собеседник не вызывает антипатии. Я вздохнул и, глядя в глаза собеседнику, ровным голосом произнёс:

— Что ж, товарищ подполковник, разрешите представиться: Варченко Максим Борисович, писатель, возраст 58 лет, попал в свое юное тело, судя по всему, после собственной смерти. Другого объяснения я не нахожу. Как это произошло, и может ли ещё подобное повториться — я не знаю…

О «ловце» я решил пока не упоминать, эта история с «энергетическим котлом» для Козырева прозвучит совсем уж фантастично. Сергей Борисович откинулся на спинку стула, продолжая внимательно меня изучать взглядом, словно препарируемую лягушку.

— А вы не врете. Я умею различать, не только хорошую школу прошёл, но и имею, скажем так, природный талант отличать ложь от правды. Что-то подобное я, в общем-то, и ожидал услышать. Но одно дело ожидать, а другое — услышать в реальности. У меня теперь к вам еще больше вопросов появилось. Только вот честно ответьте на самый, пожалуй, важный для меня на сегодняшний день вопрос. Вот с Ингой, когда вы встречаетесь, ну и все такое, вы так и остаетесь пятидесятивосьмилетним мужчиной?

Я, признаться, ожидал совсем другой вопрос. Ну, к примеру, что с СССР произошло, правда ли, что Брежнев умрёт в 82-м, что в следующем году в Афганистан войдут советские войска… А тут он нашими с Ингой отношениями интересуется. Хотя… Она же ему племянница, как-никак.

— Вы знаете, Сергей Борисович, сам не понимаю. Нет во мне раздвоения сознания, но вот при общении с ровесниками, с той же Ингой я становлюсь почему-то обычным пятнадцатилетним… теперь уже шестнадцатилетним пацаном. Нет, тот старый никуда не девается, а просто как-то издалека, что ли, контролирует ситуацию.

— Хм, будем считать, что вы меня немного успокоили. Честно скажу, вопросов к вам у меня масса и, наверное, это будет тема следующей беседы. Уже под магнитофонную запись. Пока буду думать, что делать с уже имеющейся информацией.