Второй шанс 6
Шрифт:
– Даниил Александрович, ну что вы, право, – попытался его утихомирить Чепуров. – Ну не здесь же…
– А почему не здесь? – вступился за соратника с места какой-то худой и долговязый литератор. – Правильно, привычнее шептаться по углам, а высказать свою гражданскую позицию мы боимся.
– Товарищи, давайте прекратим эти бессмысленные словопрения. А то мы сейчас с вами до того договоримся…
– А чего вы боитесь-то? – не унимался долговязый. – Новая политика партии направлена на демократизацию, на гласность, поощряет открытое выражение собственного мнения, а вы нам пытаетесь заткнуть рот.
По рядам собравшихся прокатился гул, как одобрительный, так и недовольный.
– Товарищ Войтенко, если хотите что-то сказать – добро пожаловать на трибуну, – предложил Чепуров. – А с места кричать,
– Я уже всё сказал, – махнул тот рукой, глядя в сторону.
– Прекрасно, тогда, если позволите, я продолжу. Здесь, в зале, присутствует специально приглашённый молодой писатель Максим Варченко. Если кто не в курсе, его перу принадлежит роман «Остаться в живых», по которому был снят фильм, и кто-то уже наверняка видел его в кинотеатре. Максим Борисович, кстати, ещё и автор сценария. Я хочу его пригласить сюда, чтобы он поделился своими мыслями о том, как должно писать о войне, чтобы этот жанр мог привлечь молодёжную аудиторию.
Чувствуя лёгкое волнение, я легко взбежал на возвышение, где стояла трибуна, которую для меня освободил Чепуров. Или правильно говорить кафедра? До 60 лет дожил, а так и не выяснил. Наверное, и так, и так будет правильно. Да и вообще без разницы.
Я обвёл взглядом собравшихся в этом небольшом зале, заметив на лицах некоторых снисходительные ухмылки. Н-да, в их глазах я реально кажусь каким-то выскочкой. Ладно, начнём заготовленную речь.
– Для нынешнего подрастающего поколения Великая Отечественная война – это событие, которое где-то далеко, в учебниках, книгах и художественных фильмах. Для них наши отцы и деды, которые прошли войну и подарили нам победу – почти былинные герои. Те, кто сам воевал, конечно же, при первой возможности читают книги о войне, зачастую написанные такими же бывшими фронтовиками. Для них это погружение в молодость, пусть зачастую страшную и кровавую.
Я сделал паузу, оценивая эффект от своего короткого вступления. Ведь кто-то из присутствующих здесь литераторов также прошёл горнило Великой Отечественной. Тот же Гранин, которому есть что вспомнить. Сейчас во взглядах литераторов уже появилась заинтересованность.
– Как привлечь молодёжь к книгам военной тематики? – вопросил я, ни к кому конкретно не обращаясь. – Не знаю, лично моё мнение, что если книга написана интересно, да ещё и человеком, который прошёл через это, или как минимум слышал эти истории из первых уст, то школьники и студенты её обязательно прочитают. Разве плоха книга «В списках не значился»? Или «Живые и мёртвые»? «А зори здесь тихие», «Альпийская баллада», «В окопах Сталинграда», «Горячий снег», «В августе 44-го»… Каждую из этих книг я читал, не отрываясь. Уверен, и современная молодёжь так же с удовольствием читает эти книги, потому что написаны они интересно и со знанием дела. Но мне, к сожалению или к счастью, повоевать не довелось. Так что когда я взялся за роман «Остаться в живых», то пришлось встречаться с ветеранами, записывать их воспоминания, на основе которых и была создана книга. Но! Если кто читал это произведение или успел посмотреть фильм, то знает, что там присутствует доля фантастики. Той самой фантастики, которой так не хватает нашему читателю, и не только юного возраста. Собственно говоря, вся фантастика лишь в том, что наш современник, причём отнюдь не супермен, попадает в осень 1941 года. А дальше… никакого прогрессорства, как у Марка Твена в его «Янки при дворе короля Артура». Герой просто воюет, как и все вокруг, и читатель видит, как вчерашний мажор, ничего не умеющий, кроме как за счёт родительских денег водить девиц в ресторан, превращается в настоящего мужчину, настоящего защитника Родины. Чем не пример для подражания? Естественно, каждый читающий примеряет образ Виктора Фомина (так зовут главного героя, если кто не в курсе) на себя, и вольно либо невольно старается в своих поступках ему подражать. Разве это плохо? Поэтому я буду только рад, если тема попаданчества, как я её для себя окрестил, окажется подхвачена нашими писателями.
Я сделал паузу, налил в стакан воды из графина, выпил за пару глотков и перешёл к финальной части своего спича:
– А вообще, конечно, этот жанр таит в себе куда больше возможностей. Автор может забросить своего героя не только в Великую
Надо же, даже сподобились на жидкие аплодисменты. А я с пунцовой физиономией, горя желанием куда-нибудь немедленно свалить, вернулся на своё место на галёрке. Так и сидел, краснел до конца заседания, которое продлилось ещё около получаса. А затем все отправились в столовую Дома творчества, куда был приглашён и я. Чепуров посадил меня рядом с собой, за дальним столиком.
– Вы молодец, Максим, очень хорошо выступили, – сказал Анатолий Николаевич, смачно похрустывая капустно-морковным салатом, знакомым жителям 1/6 части суши под названием «Витаминный». – Я даже не ожидал, что вы, не растекаясь мыслью по древу, так складно изложите свою точку зрения.
– Спасибо, но для меня всё равно странно, к чему здесь было моё присутствие? Чтобы огласить с трибуны в общем-то прописные истины?
Чепуров исподволь огляделся, не смотрит ли кто в нашу сторону, не подслушивает ли и, понизив голос, произнёс:
– Максим, я знаю, что вы знакомы с помощником Генерального секретаря ЦК КПСС, с вашим земляком Сергей Борисовичем Козыревым. К тому же он дядя вашей невесты… Не спрашивайте, откуда у меня эти сведения! Правда, если вы поможете мне устроить встречу с Козыревым, то мне всё равно придётся ему сдать пароли и явки. Но это при личной встрече. Как, Максим, сможете замолвить словечко? А уж я вас сумею отблагодарить. У меня давняя дружба с директором «Лениздата», мы с ним, скажем так, единомышленники, и он, возможно, по моей просьбе поставит вашу новую книгу в печать вне очереди.
– Хм… Как-то неожиданно. Умеете заинтриговать… Предложение напечатать книгу вне очереди, конечно, звучит заманчиво, однако я всё же должен знать, что именно вам нужно от Сергея Борисовича? Иначе, извините, я не смогу удовлетворить вашу просьбу. Вдруг вы хотите побеспокоить его из-за какого-то пустяка, а человек он очень, очень занятый.
– Поверьте, это не пустяк! – повысил голос Чепуров и тут же снова снизил его до заговорщицкого шёпота. – Максим, тут у нас в писательской среде Ленинграда такое творится… В общем, настоящий жидомасонский заговор!
Я невольно хмыкнул, но собеседник накрыл мою ладонь своей ладонью.
– Вы считаете, что я сошёл с ума? Как бы я хотел, чтобы всё было именно так, и заговор оказался плодом моей больной фантазии. Но увы, поэты и писатели определённой национальности во главе с Граниным развили сколь бурную, столь же тонкую и изощрённую деятельность во имя торжества достаточно узкой группы писателей. Достаточно вспомнить времена, когда он был ответственным секретарём писательской организации. Из редсоветов издательств и редколлегий журналов стали, под разными хитроумными предлогами, выводиться неугодные Гранину лица. Одновременно под лозунгом обновления редсоветов и редколлегий он вводил в их состав желательных ему товарищей. Стал усиливаться нажим на издательство «Советский писатель». Безыдейные книги типа «Аптекарского острова» Битова явно предпочитались правдивым патриотичным книгам. И по сей день Гранин продолжает вести свою подрывную, не побоюсь этого слова, деятельность. Вы сами слышали, как он нагло вёл себя на собрании, а в качестве подпевалы выступил Сергей Давыдов – он же Лев Ломберг. Да что говорить, засилье евреев ощущается везде, а в творческой среде особенно.
М-да… То, что представителей древнейшего народа в шоу-бизнесе и прочих связанных с творчеством отраслях хватает – это я и сам знал. Но что делать, если они действительно талантливы? Если из них получаются замечательные пианисты и скрипачи, администраторы, писатели и поэты? Валька Гольцман и Семён Романович Гольдберг прекрасно иллюстрируют сей постулат. Нет, знавал я в прежней жизни еврея-сантехника, совсем на еврея не похожего, метра два ростом и косая сажень в плечах, вот у него были реально золотые руки. Но это скорее исключение, подтверждающее правило. Не знаю, как на самом деле обстоит дело в писательской среде Ленинграда, но не исключаю, что в чём-то собеседник прав.