Второй шанс адмирала
Шрифт:
При этом никаких резких перемен к лучшему не происходило.
Но тогда зачем он здесь? К чему этот фантастический вояж в 41-й, «из себя в себя»? Смысл какой угодить снова на войну и даже не попытаться ничего изменить, лишь исправить собственные ошибки? Безусловно, лично ему будет комфортно, а остальные как?
Для чего он тут? Чтобы себя, любимого, потешить, самооценку поднять, добиться уважения окружающих, прежде всего – простых солдат и матросов?
Но ведь ему одному известно, что станется в близком
Получается, что он занял позицию «моя хата с краю, ничего не знаю»? Дескать, работу над ошибками я провел, а с прочими сами майтесь? А не выглядит ли это как трусость?
Да-да, Филипп Сергеевич! Трусость!
Ты боишься брать на себя ответственность за большие перемены, поскольку не знаешь, к добру они или к худу. Но так же тоже нельзя!
Нельзя замыкаться на одном Севастополе, как твоему трясущемуся нутру хотелось бы. Нужно обо всем Крыме думать, об Одессе. О Советском Союзе.
Ты же можешь, реально способен помочь своей стране, так чего ж ты?
Комфлота опять вздохнул. Страшно…
Ну, это ничего. Страха только дурак не испытывает. Страх мобилизует, тут лишь бы не идти у него на поводу, а подчинять эмоцию себе.
Октябрьский покусал губу. Корабли шли на север. Скоро по левому борту окажется Констанца, и начнется огневой налет.
А что дальше?
Ну, уничтожат они береговые батареи, и авиация им в этом поможет. А дальше-то что?
Ладно, хватит рефлексировать и переживать! Чего он хочет?
Напасть на Румынию.
Уничтожить береговые батареи, чтобы высадить в Констанце десант и занять плацдарм.
Тральщики очистят проходы от мин, транспорты высадят морскую пехоту, а «ТБ-3» сбросят парашютистов.
Вообще-то говоря, именно такая оперативно-стратегическая цель ставилась перед войсками Южного фронта – привлечь воздушно-десантные части и силы морского десанта и, поддержав их наступлением танков и мотопехоты с фронта, захватить нефтяные поля в Плоешти.
В качестве морской пехоты предполагалось использовать 7-й стрелковый корпус, который интенсивно готовился, занимался посадкой-высадкой с десантных судов под прикрытием авиации и Оперативной группы кораблей поддержки Черноморского флота.
Нынче 7-й корпус в составе войск Южного фронта, под командованием Тюленева… Договариваться надо. Или не надо?
«Надо, Филя! Надо!»
«Пушкари» протопали по палубе, разбегаясь по башням.
Октябрьский был лишним – пусть Кравченко сам командует. И направился в ближайшую орудийную башню.
Матрос, уже готовившийся захлопнуть толстую броневую дверцу, вытянулся.
– Поприсутствую, – улыбнулся комфлота, проникая в башню.
– К бою – товсь! – раздалась команда.
– По местам стоять – к бою!
– Есть готовность!
Филипп почувствовал возбуждение. По башне разносился гул механизмов, из подбашенных отделений поднимались запахи смазки и порохов.
– Подавай! – крикнул командир башни.
Под глухой вой моторов и лязг элеватора показался снаряд.
– Заряжай!
Раскрылся казенник, втянул в себя боеприпас. Рычаги прибойников додали его.
– Клади! Заряды подавай!
– Заряды поданы!
Шелковые картузы с порохом ушли следом за снарядами.
– Клади! Закрой!
Лязгнули затворы.
– Товарищ старший лейтенант! Башня к открытию огня готова!
Командир обернулся к Октябрьскому. Тот мотнул головой:
– Вы тут командуете.
– От башни прочь! Башня влево!
– Целик двадцать вправо! Поправка…
Пугающе взвыл ревун.
– Отскочи! Залп!
Весь мир шатнулся, сотрясаемый ужасным грохотом. Филипп открыл рот и затряс головой.
Открывшиеся замки напустили в башню синей гари, вентиляторы взвыли, утягивая душный чад.
– Товарищ лейтенант! – крикнул Октябрьский. – Свяжитесь с мостиком. В сторону берега вылетел «амбарчик», он должен сообщить о результатах!
– Есть, товарищ командующий!
Командир башни схватился за телефон и вскоре обернулся, скаля белые зубы.
– Накрытие, товарищ командующий!
– Так держать, товарищ старший лейтенант.
– Есть так держать!
Огонь главного калибра линкора и орудий крейсеров оказал свое разрушительное действие, доканывая те батареи, которые еще уцелели после бомбардировок. Пилоты с «МБР-2» корректировали огневой налет.
Филипп перебрался на мостик после того, как скомандовали «дробь», и башни плавно развернулись, вытягивая орудия в диаметральной плоскости.
К этому времени рассвело. Берег виден не был, но столбы черного дыма по косой уходили к небу, обозначая пораженные цели.
Неожиданно раздался крик:
– Корабли прямо по курсу!
Кравченко тут же поднял бинокль, и его губы дрогнули, растягиваясь в улыбке.
– Эсминцы румынские пожаловали! Два эсминца и канонерка.
Октябрьский спокойно скомандовал:
– Потопить.
– Есть!
Первыми открыли огонь комендоры с крейсера «Ворошилов». Два снаряда разорвались с недолетом, поднимая столбы пенной воды, зато залп одной из башен оказался удачен – прямо в борт эсминцу, командир которого не придумал ничего лучшего, чем развернуться.
Видимо, хотел драпать обратно, откуда шел, да не успел, поймал «гостинцы» бортом.
На месте сбитой задней трубы вспухало облако черного дыма, в борту зияла огромная дыра, из которой вырывалось пламя.