Второй шанс
Шрифт:
– Не позволяй ему себя вязать, держись на дистанции.
Я так и делаю, и в целом первый раунд мне удаётся, лишь однажды у Маркелова получается прижать меня к канатам и оттеснить в угол, где я, впрочем, хладнокровно защищаюсь, не пропустив ни одного полновесного удара.
Во втором раунде соперник продолжает меня гонять по рингу, натыкаясь на плотные джебы. По моим расчётам, я уверенно веду по очкам, поэтому чувствую себя спокойно, и не собираюсь кардинально менять рисунок боя. Разве что в третьем, заключительном раунде добавляю агрессии и периодически ввязываюсь в ближний бой, где, опять же, по моему субъективному
Но когда один из них прилетает мне ниже пояса, приходится поднять руку вверх, чтобы рефери остановил бой, и присесть на корточки. Зрители радостно вопят, у меня же от боли аж в глазах потемнело… А если бы у меня между ног не было «ракушки»? Это я мог бы, чего доброго, инвалидом остаться, удар-то у Маркелова был явно акцентированный. За что соперник и получает устное предупреждение от Изосимова, хотя рефери мог бы, честно говоря, и снять с моего противника балл.
Не успел бой возобновиться, как звучит гонг, и я, всё ещё морщась, но с чувством выполненного долга иду в свой угол, где довольный Храбсков расшнуровывает мне перчатки.
– Сильно он тебе попал? Ничего, до свадьбы пройдёт… А мы с тобой молодцы, переиграли их тактически, теперь первенство СССР у нас в кармане.
Ага, и тебе, Анатольич, плюшки перепадут, думаю я, впрочем, вполне искренне радуясь и за своего тренера.
Снова идут в центр ринга, где рефери нас соперником берёт за руки в ожидании объявления результатов поединка. Один из боковых судей собирает записки у других и идёт к судье-информатору. Что-то недолго с ним обсуждает, после чего последний под свист зрителей, видимо, предчувствующих поражение своего любимца, берёт в руки микрофон:
– Итак, судьи подсчитали очки, набранные боксёрами в этом бою. Со счётом 10:9 победа присуждается представителю Куйбышева Сенргею Маркелову.
Рефери, до этого чуть заметно стиснувший моё запястье, тем самым как бы намекая, что я выиграл, после секундной растерянности поднимает вверх руку моего соперника. В зале гробовая тишина, которая несколько ударов сердца спустя взрывается вперемешку радостным криками и улюлюканьем. А я стою, словно по голове поленом ударенный, и не могу сообразить, что вообще сейчас происходит. Не менее растерянный вид и у Храбскова.
– Это нечестно! – слышу чей-то отчаянный крик с трибуны, кажется, из сектора, где собралась пензенская делегация. – Судей на мыло!
Я механически жму руку сопернику, который выглядит радостно-удивлённым, затем его секунданту, чья физиономия излучает те же смешанные чувства, после чего уныло бреду в свой угол. А тем временем в судейском корпусе возникает оживление, они всей группкой собираются у столика судьи-информатора, что-то горячо обсуждая. Храбсков меня успокаивает, мол, на самом деле победил я, это происки судей и наша делегация будет подавать протест. Но не успеваю я покинуть ринг, как по залу разносится усиленный динамиками голос судьи-информатора:
– Просьба
Что там ещё такое? Медали сразу будут вручать с дипломами? Мне теперь хоть кусок настоящего серебра вручи, а не посеребренной медали – уже всё равно. Снова слышу голос судьи-информатора:
– При подсчёте очков у нас произошла небольшая накладка. Судьи ещё раз пересчитали количество набранных боксёрами баллов, и победа со счётом 10:9 присуждается представителю Пензы Максиму Варченко.
У меня уже нет сил радоваться, я второй раз жму перебинтованные руки соперника, и вновь бреду в свой угол, где Валерий Анатольевич чуть ли не подпрыгивает от радости.
– Вот видишь, это была ошибка! А теперь всё по справедливости, теперь мы точно победили!
За пределами ринга подлетает не менее счастливый Пчелинцев:
– Молодец, Максим, постоял за честь Пензы!
Ну да, я единственный представитель нашего региона, добравшийся до финала. Помимо моего «золота» в копилке сборной Пензенской области пока лежали только две бронзовые медали. Моя победа значительно повышает позиции пензенского бокса в республиканском рейтинге, а это, соответственно, каким-то положительным образом отражается на личном благосостоянии причастных к этому хоть каким-то боком людей.
Час с небольшим спустя, когда заканчивается последний бой, я стою на верхней ступеньке пьедестала почёта, теперь уже вполне осознавая, что произошло, с прилипшей к моему лицу глупой улыбкой и олимпийским мишкой в руке. Не подвёл талисман, и пусть я ловлю на себе снисходительные усмешки (здоровый лоб с плюшевой игрушкой не расстаётся) – этот талисман сейчас мне дороже любой медали.
А вот и она, легка на помине… Наклоняюсь, подставляя шею под ленточку, с которой свешивается позолоченный крагляш, заодно мне вручают не только грамоту, но и бронзовую статуэтку как самому техничному боксёру турнира. Совсем уж приятная неожиданность, не знаю, я бы, если быть честным, вручил фигурку боксёра тому же Шишову. Но судьям, как говорится, виднее.
Посадка на поезд «Орск-Куйбышев-Пенза-Москва» у нас завтра утром, а этим вечером Пчелинцев на радостях ведёт всю команду в гостиничное кафе. Правда, ужин получается довольно скромный, из «внепланового» у нас только пирожные и лимонад, тогда как сидевшие отдельной группкой тренеры позволяют себе напитки покрепче, отмечая мою победу. Храбсков среди них выглядит настоящим именинником. А я, не дождавшись окончания посиделок, возвращаюсь в номер и валюсь в кровать.
Глава 12
«Сейчас, глядя на Виктора, уже никто не признал бы в нём того самонадеянного, изнеженного родительской опекой пустозвона, каким он явился в этот жестокий, но по-своему справедливый мир. Фомин стал шире в плечах, карие, доставшиеся по наследству от матери глаза излучали спокойствие и уверенность, а речь приобрела свойственную взрослым людям рассудительность. Шагал он твердой походкой, его движения обычно были скупы и размерены, но, когда того требовала ситуация, Виктор мог двигаться с грацией хищного зверя. И это не раз помогало ему за линией фронта, что в составе партизанского отряда, что теперь, в разведроте, когда, к примеру, требовалось без лишнего шума снять часового или захватить языка.