Шрифт:
Вероника выскочила из автобуса, словно тот был заминирован. Хотя будь это действительно так, она бы осталась. Чтобы перестать чувствовать. В ее шею, казалось, вонзили кинжал, а затем резко повели вниз и распороли живот, из которого теперь вываливались внутренности. При каждом шаге. При каждом выдохе.
«Я не хочу ничем помочь. Я хотел сказать не могу. Пардон!», – прогнусавил Дмитрий Анатольевич из органа опеки и попечительства.
Перед глазами Вероники все еще стояло его круглое самодовольное лицо, отражающая свет лампы лоснящаяся залысина, приплюснутый нос и горчичное пятно на синем воротнике пиджака. Своей формой пятно напоминало печень.
Дмитрий
Всю поездку в автобусе Вероника держалась, но теперь ее трясло, на глаза наворачивались слезы. Она смахивала их, не позволяя себе окончательно разрыдаться по дороге до дома. Оставалось еще каких-то десять минут. Вероника сорвала с шеи голубой шелковый платок, прижала к груди и попыталась втянуть в легкие больше воздуха. Пусть и пропитанного бензином, всеобщим безразличием и самую малость весной. Не выходило. Она разучилась дышать. Всё. Всё перестало иметь смысл. Так зачем ей это? Дышать…
– Женщина! Подождите!
Вероника быстро провела тыльной стороной ладони под глазами и обернулась.
К ней приближался высокий худой парень в синей куртке. В вытянутой руке он держал черный прямоугольник небольшого размера. Вероника похлопала себя по карманам плаща – пусто! – она должно быть выронила кошелек, когда платила за проезд.
– Спа…кх, – она прочистила горло, – спасибо вам, – Вероника не помнила, сколько наличных у нее оставалось, но что-то, чтобы отблагодарить парня, точно найдется.
Среди нескольких мелких купюр, она наконец наткнулась на пятисотенную купюру. А когда подняла голову, рядом уже никого не было – синяя куртка стремительно удалялась обратно к остановке. Вероника хотела окрикнуть незнакомца, но не смогла выдавить из себя ни звука.
Сунув кошелек в сумку, она быстро направилась к дому. У лавочек, задрав голову, укутанную в сиреневый платок, стояла пожилая соседка с первого этажа. Она громко обсуждала с бабой Ташей с четвертого цены на хлеб. Баба Таша трясла короткой красно-рыжей шевелюрой, ругая власти и снимая белье с веревок снаружи незастекленного балкона.
Не здороваясь, Вероника влетела в подъезд.
Красная восьмерка над дверями одного лифта сменилась девяткой, грузовой – вообще не двигался. Застрял? Вероника сунула платок в карман плаща и кинулась на лестницу. Почти добравшись до своего – пятого, она осознала, что собиралась войти в квартиру, в которой всё подготовила к встрече с малышкой.
Дрожащей рукой Вероника нащупала ключ, чуть не выронила, но поймала его за миниатюрную Эйфелеву башню и с третьей попытки открыла. Захлопнув двери, она бросила на пол сумку, ключи, скинула плащ, разулась – желтые носки в белую полоску промокли. Она не сняла их, но надела красные тапки с инициалами – подарок коллег по театру – прошла по коридору, замерла перед дверью с цветными буквами. Осторожно, почти нежно провела пальцем: М-А-Р-И-Н-А. Остановилась. Приложила ладонь, прикоснулась лбом.
Сколько она так простояла, прежде чем решилась войти?
С персиковых обоев улыбались ежики и зайцы. Ночник в форме лисенка горел теплым оранжевым светом – забыла выключить утром, когда заходила в комнату. Возле детской кроватки стоял белый комод. Вероника успела наполовину заполнить его полки футболочками, пижамой со слонятами, розовыми и белыми колготками, платьями. Сверху на комоде восседали мягкие игрушки и большая с глазами-изумрудами кукла. Вероника схватила ее. Та пропищала тонким голосом: «Ма-ма!». Вздрогнув, Вероника сжалась и бросила куклу в стену. Раздался хруст. По полу, медленно отдаляясь от тела, покатилась голова.
Кровь с шумом пульсировала в висках, Вероника сделала шаг, ноги подкосились, она упала на колени. Прямо перед кроваткой. Вцепилась в решетку и затрясла ее. «Нельзя! Так нельзя!» – шептала она, не прекращая, а наоборот распыляя в себе по-новой жгучую ярость. Она трясла и трясла, пока не выломала две деревяшки. Уставившись на них, Вероника наконец дала волю слезам – бегучим и горьким – такими слезами плакала Мариша в доме малютки, когда уходила Вероника.
Утерев лицо рукавом серой водолазки, она поднялась с пола и, громко шаркая, пошла на кухню. Дрожь не унималась. Вероника приоткрыла балконную дверь, включила чайник, достала чашку с объемным красным цветком на ней и закинула пакетик зеленого чая. Когда чайник щелкнул, Вероника налила кипяток и сосредоточилась на том, как, клубясь, начинает проявляться цвет чая. Она мечтала, что и ее бесцветная жизнь, когда в ней появится голубоглазая улыбчивая девочка, начнет окрашиваться в яркие цвета. Что Вероника снова почувствует себя нужной. Будет любить. Она собрала все документы; ей обещали, что вот-вот выдадут нужную бумагу – согласие органа опеки и попечительства. Мать девочки умерла, в графе «отец» стоял прочерк, никто из родственников не интересовался и не приходил навещать ребенка. Обещали. Сколько можно всем верить?
Вероника сильно прикусила губу. Но физическая боль на фоне того, что творилось в душе не ощущалась. Как если бы ее укусила оса в руку, которая была сплошь покрыта болючими волдырями. Вероника пригладила двумя руками волосы и убрала их за уши. Что? Что ей теперь делать? Все кончено. Нужно жить как прежде! Как прежде… Вероника пошла в коридор за мобильным. Несмотря на то, что она запретила себе смотреть в сторону детской, взяв телефон, она не смогла пройти мимо. Открыла двери. Сгребла в сторону деревяшки и сломанную куклу – доказательства того, что ей вряд ли вообще можно доверить ребенка. И хорошо, что ей отказали: малышка достойна нормальных родителей! Любящих, заботливых, здравомыслящих, умеющих держать себя в руках…
Проглотив комок в горле. Вероника разблокировала мобильный и принялась фотографировать мебель, одежду, игрушки. Все то, что она так тщательно выбирала для дочери. Нельзя жить иллюзиями. Нужно притвориться, будто ничего и не было.
На кухне, перед остывшим чаем, она осознала, что необходимо выбрать, какую поставить цену. Она купила качественную мебель, читала отзывы, улыбалась каждой фотографии с детьми довольных покупательниц и представляла, как будет укладывать в кроватку Маришу. Как будет с ней играть, переодевать, приносить теплое молоко или сок… Цену. Разве этому можно назначить цену?
Она опубликовала фотографии в «Одноклассниках», подписав «Новая мебель. Бесплатно. Самовывоз. Подробная информация в личных сообщениях», и сделала глоток холодного чая с запахом отдаленно напоминающий утро после сенокоса.
В домофон позвонили. Вероника, не спросив, кто там, открыла дверь в подъезд и кинулась в ванную, чтобы проверить, насколько плачевно выглядит, а при необходимости смыть разводы от потекшего макияжа.
Когда позвонили снова, Вероника как раз вытирала лицо. Она пошла открывать.