Второй шанс

Виннер Виктория

— Когда выйдет статья, маленькая лживая тварь? — прошептал мужчина.

Я зажмурилась. Эти слова, словно ножи, резали на живую. И, самое обидное, я совершенно не чувствовала своей вины. От этого в сто раз больнее.

А Игорь продолжал меня ранить:

— И что ты там написала? — Суржевский криво усмехнулся. — Хвалю, красная шапочка. Далеко пойдёшь… Часто ноги раздвигаешь для подобных целей?

Слеза скатилась по щеке и упала на рукав дорогущего пиджака Суржевского, но он не обратил на это никакого

внимания, занятый моим уничтожением.

— А знаешь, печатай. Я не буду мешать. Только обязательно напиши, как ты брала у меня в рот ради этой статьи.

И Игорь, оттолкнув мою голову, неаккуратно выпутал руку, вырвав пару склеенных прядей, развернулся спиной и схватился за дверную ручку.

— Очень советую тебе не попадаться мне на глаза, Алиса. Иначе я тебя уничтожу.

И Суржевский, аккуратно прикрыв дверь, вышел из помещения. И из моей жизни.

ГЛАВА 23

Впервые в жизни я добровольно отказалась от встречи с дочерью.

Позвонила в субботу утром и сказала, что приболела и боюсь их заразить.

И я почти не соврала. Я ужасно себя чувствую. Просто отвратительно. Всё тело ломит, голова раскалывается, но это ничто по сравнению с тем, что я ощущаю внутри.

С того самого мгновения, как Игорь закрыл за собой дверь, в душе бушует ураган, сердце бьётся с запредельной скоростью, разгоняя по венам кровь так быстро, что, кажется, она скоро начнёт просачиваться через кожу.

Возможно, если бы я сумела заплакать — стало бы легче. Но та слеза, которая испачкала рукав Суржевского, стала единственной.

Я чувствую непринятие ситуации. Не верю, что так случилось.

Ведь я не сделала ничего плохого! Знаю, что виновата. Должна была рассказать.

Не вчера. Вчера я всё сделала правильно. Если бы произнесла хоть слово — Игорь разорвал бы меня на куски, которые уже нельзя было бы склеить.

Я и так, вопреки всему, ощущаю острую обиду.

На себя — за то, что слабовольно побоялась испортить момент тогда, в постели, когда Суржевский открылся мне и пригласил на этот чёртов приём.

И на Игоря. За то, что так легко усомнился во мне. В одну секунду решил всё за нас и сжёг все канаты, не дав мне ни единой возможности предотвратить трагедию

Я пытаюсь мыслить трезво и не превращать произошедшее в катастрофу. Конечно, я не уверена, что для Игоря вчерашний день стал так же разрушителен, как и для меня.

Мы слишком мало времени провели вместе, чтобы говорить о чём-то серьёзном.

Мы не много разговаривали, плохо узнали внутренний мир друг друга, гораздо больше внимания уделяя телам…

Эта привязанность скоро пройдёт…

Так разве должно так сильно болеть? Разве должны все мои мысли быть об этом человеке?

Что он

сейчас делает? Думает ли обо мне? Как сильно ненавидит?

Стоило лишь ему закрыть за собой дверь, я сразу поняла, что не смогу всё так и оставить. Я дам Суржевскому время, чтобы остыть, и поговорю с ним.

Мы же взрослые люди. Это обычное недоразумение. Так не бывает. Так не должно быть!

Я забираю Машу из деревни в среду, поэтому разговор с Суржевским должен состояться раньше. Надеюсь, он успеет успокоиться.

До вторника я не дотянула.

В понедельник сразу после последней смены в Домовом я поехала на Кутузовский. Я буду ждать его столько, сколько потребуется. Даже если он объявится домой только к ночи.

Мне всё ещё обидно, но я буду ждать.

Я никогда не прощу себе, если не объяснюсь, если не расскажу всю правду.

Конечно, я не уверена, что Игорь остыл. Но неужели я действительно так сильно ранила мужчину, что он будет злиться так долго? Значила ли я для него хоть что-то?

А если да, это хорошо для меня? Ведь, как известно, самую сильную боль нам причиняют именно те, кто дорог. Если я не безразлична Игорю, он может быть задет сильнее, чем я предполагаю. Может, не станет со мной говорить…

Но это ерунда. Мы слишком мало времени провели вместе. Такие, как Игорь Суржевский, не испытывают сильных привязанностей, тем более за столь короткий промежуток времени.

Значит, он поговорит со мной.

Или наоборот?

Я окончательно запуталась. В промёрзшем мозгу мысли отказывались собираться в кучу и разбегались в разные стороны, загоняя меня в ещё большую депрессию.

Несмотря на то, что двор в центре Москвы традиционно перекрыт шлагбаумом, заблудших пешеходов хватает.

Очень не хотелось бы устраивать из разговора представление, но я готова ко всему. Пусть смотрят, пусть слушают.

Ничто не помешает мне сказать Игорю, что я не врала.

Через час ожидания на промозглом ветру я окончательно задубела. Мороз не был крепким, отнюдь, влажный ветер резал по лицу, словно ножами, мелкий противный дождь вперемешку со снегом превратил мою кожу в нечто, напоминающее половую тряпку, размазав тушь по щекам.

Я пыталась укрыться от непогоды под козырьком подъезда, но и туда непогода то и дело доносила мерзкие капли, словно наказывая меня за то, что всё испортила.

Кроме того, врождённое нетерпение заставляло периодически выходить из неудачного укрытия к въезду во двор, пытаясь разглядеть, не едет ли знакомый внедорожник…

Три часа… Я топталась у подъезда уже три часа. И уже начала думать, что, возможно, придётся объясняться с полицией благодаря бдительным соседям… Наверняка, в каждом доме есть своя бабка-Тося-длинный-язык.