Второй шанс
Шрифт:
В принципе именно так сделал и сам Александр Кох, захватив артефакт с собой и не оставив его ни одной из воюющих вокруг его квартиры группировок.
А в древности уходить приходилось и в экстремальных условиях. И не всегда второй «откат» доставлял омолодившегося человека в лояльное окружение. Порой он погибал. Бывало, его не находили, и тогда даркана терялась. Иногда терялась навсегда.
Так и вышло, что в распоряжении современников Приакса имелось всего лишь две дарканы. Одна – у него, с которой он при нужде навещал людей очень преклонного возраста, проживающих в Светополисе. А вторая даркана – у группы его коллег,
Буддий успел поведать о количестве вернувших молодость. Их было восемнадцать мужчин и пять женщин. Половина из них занимала высшие государственные должности при царях, трое жили в столице. Несколько вели скорее отшельнический образ жизни, помогая страждущим. Таких отшельников в народе почитали особо и называли «просветлёнными под дланью Солнца».
Тех, кто омолодился второй раз, – в империи на данный момент не было.
Узнав это, академик вспомнил о надписи на своей даркане и поинтересовался о жрицах. Приакс был удивлён таким вопросом. Потому что на древних дарканах такой надписи не было, данные в хрониках отсутствовали, а все проходящие омоложение женщины и мужчины становились на блямбу с крепко запечатанными глазами. Для этого применялся специально обработанный воск. То есть запрета как такового не было, зато имелось обязательное условие, при котором глаза женщинам открыть всё равно не получилось бы. Мужчинам же дополнительно рекомендовалось держать глаза крепко зажмуренными. Сведений о нарушителях этих рекомендаций не было.
В результате предварительных обсуждений пришли к выводу, что надпись была сделана позже. Либо она все-таки существует на одной из утерянных даркан. Старикан поддержал мысль своего потомка из будущего, что к предупреждению следует относиться очень серьёзно. Желательно вообще не экспериментировать с открытием глаз. Потому что в хрониках имелись подробные описания разгульной жизни нимфоманок, в которых и без нарушения правил превращались омолодившиеся женщины. Через год или несколько их тяга к чрезмерному сексу иссякала, но на первом этапе они ярко оставляли свой след в истории.
Превратись такая нимфоманка ещё во что-то большее да обрети силы таинственной жрицы – последствия могли бы стать катастрофическими.
Узнать больше во время последнего посещения Коху не удалось. Прасковья «ушла» из тела Симелии, и обмен знаниями на том сорвался. А там и сам академик проснулся под женские всхлипывания, ахи и вздохи и бросился в горницу, выяснять, что случилось.
Кстати, как раз к моменту окончания его повествования раздался первый звонок со стороны калитки. Прибыл один из соседей, поставляющий полуденное молоко.
Цаглиман сорвался с места, заверяя остальных:
– Я и сам справлюсь! Но ночью отправляюсь с вами! Не вздумайте идти без меня.
После его ухода Александр долго пощипывал себя за мочку уха, а потом решил:
– Почему бы и нет! Даже интересно будет посмотреть: в кого именно заселится Борис? Вдруг в самого Приакса? Хм, нежелательно, конечно, Приакс нам нужен для диалога. Да и в доме полно иных мужчин. Тех же лучников больше десятка.
Прасковья только согласно кивала.
Галина вообще старалась не двигаться. И не говорить. Правильнее сказать, смиренно дожидалась своего звёздного часа.
Глава 27
Нелепый
Приняв решение о действиях ночью, Кох отправился в выделенный для него кабинет.
– Придётся минут тридцать щупать даркану. Только так у меня и получается узнать: готова ли она к очередным экспериментам.
Женщины получили возможность немного посплетничать. Вернее, Прасковья начала с наущений, как себя надо вести и почему категорически нельзя открывать глаза. При этом настолько свободно оперировала различными понятиями сексуальной раскрепощённости, что её младшая сестра, несмотря на свои восемьдесят два года, умудрилась покраснеть и засомневаться.
– Ну ладно ещё голой становиться на даркану, это куда ни шло… Но остальное?! Прасковьюшка, ты меня не разыгрываешь?
– Ещё чего! – возмутилась та. – Да и чему ты удивляешься? Дело-то житейское, природой человеку данное и никак ею не возбраняемое. Да и в любом случае за омоложение надо платить, и фривольность в отношениях – не самая худшая плата. И вообще, чего это ты так краснеешь? Можно подумать, что всю жизнь монашкой прожила.
Галина раздражённо дёрнула плечом:
– Чего уж там, конечно, в молодости я скромницей не была. Да и работа у меня была специфическая, с какими только людьми не общалась. А все мужчины, чего-либо в жизни добившиеся, ух, какие настойчивые! – Она задумалась на пару мгновений, затуманенным взором возвращаясь в дела давно минувших дней. Но тут же пришла в себя после шутливого толчка и рассмеялась вместе с сестрой: – Да я ничего не имею против! Просто как-то в моём возрасте уже и думать о сексе перестала. А тут от тебя такие откровения…
– Ой, а мне это, наоборот, кажется таким прекрасным!.. Даже жалко, что меня эти созданные академиком порошки сделали такой спокойной и равнодушной к сексу. Но! Тебе-то это всё равно не грозит. Слышала, что Саша сказал? Ты всего ничего омолодишься-то, и возрастной блокиратор не позволит тебе развратничать.
– Вот и хорошо! Подожду уже полного омоложения и только потом пущусь во все тяжкие! – Сёстры опять похихикали, и расспросы продолжились: – Что ты хоть увидела, когда глаза в коконе открыла?
– Ой! Ужас натуральный! – закатила глаза Козырева-старшая. – Два уродливых дерева разрывали своими корнями гигантскую женщину. Представляешь?
Без задней мысли она стала пересказывать второстепенные детали увиденного. Обсудили, пытаясь догадаться о скрытом смысле увиденного действа и как оно может быть связано с посвящением женщин в жрицы.
А там и академик явился, по-стариковски потирая ладони и с энтузиазмом восклицая:
– У меня всё готово! Можем начинать, не дожидаясь ночи! – после чего стал распоряжаться сёстрами: – Галина, в кабинет! И раздеваться! Прас… Лариса Фёдоровна, ваша задача обеспечить прикрытие от посторонних. Мало ли… ещё ворвётся кто.
– Ага! Сказал бы сразу – постой на стрёме! – ворчала напарница. – А я, мол, с твоей голой сестрицей обниматься буду…
– Прасковья! – синхронно раздались два возмущенных вопля. Но та уже весело смеялась, показывая, что так шутить изволит.
После чего чмокнула свою младшую сестру в щёку, прошептала ей парочку успокаивающих слов и дисциплинированно заняла своё место возле окна. Как раз ремонтники на улице весьма интенсивно взялись за укладку доставленного песка и щебня. О чём и последовало громкое заявление: