Второй шанс
Шрифт:
— Но это… это же бред! Твайлайт никогда бы так не поступила! — Я пораженно глядела него.
— Неужели? А если она была уверена, что это единственный способ остановить войну? — решительно возразил он, затем немного смягчился. — Может ты права. Возможно она бы и не сделала подобного. Но Голденбладу необходим был план на случай непредвиденных обстоятельств. Ему нужно было быть готовым. Он был против ЭП-1101 и против всего, что привело бы к убийству Луны и немедленной передачи власти. Это была система, готовая к использованию. И чем ближе становился конец, тем сильнее Голденблад убеждался, что
Я застонала и покачала головой.
— Думаю, быть сумасшедшей гораздо легче. — Я уставилась в потолок. — Значит, если ты прав… я застряла в собственном разуме, и меня скоро пристрелят. А если прав Трублад… мой мозг настолько поврежден, что лучше будет, если он тщательно его вычистит, а потом надеяться на лучшее. — Я вздохнула и снова покачала головой, лежа на спине на мягком матрасе. — И я даже не знаю причины моего здесь нахождения.
— А какая еще может быть причина? — отозвался Крупье. — Ты совершила нечто плохое, Блекджек. И ты знаешь это, но не хочешь смириться с этим. По-прежнему не хочешь. Поэтому ты здесь. Машина пытается помочь тебе привести рассудок в порядок, но это не работает. А нападение Предвестников лишь все усложняет.
Я оглядела палату.
— Почему именно больница? Почему не… скажем… мое Стойло?
— Она пыталась, — ответил он. — Веришь или нет, но это уже третья попытка излечить твой мозг. Первый раз было Стойло… было плохо. Затем машина попыталась поместить тебя в Капеллу… стало еще хуже. В конце концов она пришла к этому, — произнес Крупье, обведя помещение копытом. — Это смешение её знаний с тем, что творится у тебя в голове. Если бы она использовала что-то слишком знакомое для тебя… вроде твоих друзей… ты бы сразу распознала подвох. Если бы она ничего не брала из твоей памяти, тогда это бы выглядело неубедительно. Она смешивает твои неврозы и страхи, чтобы поставить тебя перед тем, что ты натворила.
— А что я натворила? — резко спросила я, глянув на него. — Никто не говорит мне этого!
Как я могу нести ответственность, если не знаю, что сделала?
— Потому что симуляция нарушилась, когда это произошло. Оба раза, — мягко ответил он с глазами, полными беспокойства. — Тебе сказали… и это тебя сломило… ты не вернулась, — сказал он, покачав головой. — Я сомневаюсь, что она сможет помочь тебе. Только не так. Единственный кто может тебе помочь… это ты сама.
Что ж… это имело смысл.
— И как по-твоему я должна это сделать? Я не слишком умна для всех этих… мозговых… штучек.
— Сломай её, — ответил он. — Программа пытается убедить тебя в реальности происходящего. Напирай на неё. Когда она поддастся, у тебя появится возможность. А после этого… — Он слегка пожал плечами и вздохнул. — Пока это все, что я могу придумать.
Что ж, это даже больше, чем я могла придумать. Я улыбнулась.
— Ох. Хорошо, с этим, пожалуй, я справлюсь. В создании хаоса мне нет равных.
Как и у Предвестников.
— У симуляции есть своя предельная нагрузка. Если ты сможешь вызвать сбой в программе, она станет нестабильной. В этом случае у тебя будет очень маленький промежуток, чтобы попытаться привести свой разум в порядок. — Он огляделся. — Если я не ошибаюсь, она уже дважды сбоила
— Значит… ты хочешь, чтобы я сломала программу, что удерживает мой разум, в надежде на то, что это, вероятно, поможет мне выбраться отсюда? — спросила я, подняв бровь. Он кивнул, а я вздохнула, покачав головой. — Что если я тебе не верю? Что если все здесь… реально?..
— Тогда ты не сможешь сломать её. В таком случае, проживи хорошую, долгую жизнь. Но, на мой взгляд, ты сама все прекрасно знаешь, Блекджек. Ты не Рыбка. Этот мир не твой.
Я легла на спину, борясь с подступающими слезами.
— Я снова видела Маму, Крупье. То есть… она жива здесь. И, конечно, моя жизнь полна ошибок, но возможно… возможно… я смогу исправить их. Возможно я смогу привести все в порядок.
Но как бы я не закрывала глаза, пытаясь убедить себя в реальности происходящего, у меня никак этого не получалось. Я думала о том, насколько безжизненно звучала музыка Октавии. О том, насколько расплывчато тут время. Непонятные, маленькие отклонения и видения Флаттершай и Джетстрим. Я знала вкус моркови и яблок, но никогда не пробовала сельдерей — было ли это причиной его безвкусности? Программа могла симулировать виды и образы из больницы, либо из того, что я помнила, но не того, что я не знала.
Я шмыгнула и отвернула голову.
— Это место не реально, Блекджек, — тихо произнес он, положив свое копыто на моё.
— Я знаю, — прошептала я.
Но какая-то частичка меня отчаянно желала обратного.
* * *
Я лишь на мгновение закрыла глаза, и в палату тут же снова вошла Харпика. Неужели я и правда была здесь неделями и месяцами, или всего лишь несколько часов в реальном мире? Неудивительно, что я не чувствовала себя отдохнувшей или успокоившейся. Теперь ясно, почему машина терапии не добилась никакого успеха с моим утомленным мозгом. Я, как и в прошлый раз, ответила Харпике. Да. Мне бы очень хотелось попасть на концерт во дворе. С удовольствием послушаю Октавию.
Пока меня катили по изогнутым коридорам, я подмечала повторяющиеся изо дня в день образы. Три доктора стояли ровно на том же месте, где я их видела каждый раз, когда меня катили мимо. То же печенье на маленьком столике рядом с главным входом. Я почти видела нервное выражение Лайтхувза. Программа, все же, не повторялась идеально: она была не настолько плоха. Во внутреннем дворе вместо Джетстрим я видела Октавию, игравшую унылую, знакомую музыку. Сцена была точно такой же, как воспоминания, в которых я видела её выступление.
Санитарки вкатили меня через последнюю дверь с четырьмя звездами… четыре звезды… почему это было так важно?
Что я натворила? Я помнила сражение у лагеря Желтой Реки. Я почти убила Даск, надеюсь, она выжила… и Глори простит меня, когда узнает об этом. Я очень устала. Было больно. Одиноко. Я бежала, преследуемая ужасом, болью и ненавистью к себе… бежала, лишь бы быть подальше от тех, кому могу навредить, просто находясь поблизости. Я вспомнила заявление Ксанти о том, что была проклята.