Второй шанс
Шрифт:
По белым щекам Рарити бежали слезы, смывающие её тушь, она беззвучно открывала рот, затем протянула копыто.
— Я… я… Обязательно, Флаттершай. Так или иначе. Я постараюсь, чтобы мы снова были вместе. Обязательно должен быть способ, — ответила она, глядя через плечо на сумку, с находившейся внутри книгой.
Последовала вспышка, и они пропали. Кровать была пуста и заправлена. Я опустилась на пол и обхватила голову, пытаясь унять пульсирующую головную боль.
— Что происходит? — простонала я, крепко зажмурившись.
— А. Вот ты
Я поднялась и указала на кровать.
— Я только что видела Флаттершай! И Рарити! Объясни это своей заумной докторской болтовней, Трублад! — бросила я, резко повернувшись к нему.
Он медленно моргнул, принимая мою победную ухмылку. Затем бесстрастно произнес:
— Два месяца назад ты сбежала и подслушала Министерских Кобыл, пока они осматривали пациента. Учитывая состояние твоей памяти, неудивительно, что ты забыла все вплоть до этого момента. А когда ты увидела эту комнату, твои воспоминания вернулись. Все просто, — чуть пожал плечами он и улыбнулся. — Надеюсь, террористическая атака не отослала тебя обратно в Пустошь. Я так понимаю, что бомба взорвалась довольно близко к территории больницы.
Тем не менее, он выглядел совершенно спокойным.
— Нет. Нет. Я в порядке, — ответила я, нахмурившись глядя на пустую кровать. — Что случилось с Рамблом?
Пару мгновений он не отвечал. Не было похоже, что он роется в памяти в поисках ответа: он, скорее, просто замер. Затем он широко улыбнулся.
— Полностью вылечился на прошлой неделе. Насколько я знаю, он воссоединился со своей сестрой. Так и не понял, почему его разум отделился от тела, но в конце концов заклинание развеялось.
Я вздохнула и потерла сдерживающее магию устройство на моём роге, затем покачала головой.
— Как я освободилась? — спросила я, оглядываясь по сторонам.
— После взрыва бомбы ты мгновенно убежала. Спрашивала, почему все вокруг тебя постоянно взрывается. Тебя не привязали прочно, поэтому ты вырвалась, — с улыбкой ответил он и добавил, — Не волнуйся. В этот раз ты никому не навредила.
В этот раз? И на том спасибо. Я вновь глянула на кровать.
— Флаттершай и Рарити были друзьями, верно?
— Я не в том положении, чтобы говорить, — ответил Трублад. Затем снова замолчал, сидя свесив голову. — На твой взгляд это не так?
Я обдумала увиденное мной. Было похоже, словно две пони, бывшие однажды друзьями, отчаянно желают вновь ими быть, но безмолвное осуждение и скрытность были теми преградами, которые ни одна из них не могла преодолеть. Я подумала о робкой желтой фигурке, неспособной поймать Рарити на обмане, подумала об очаровательной белой фигурке, желающей говорить только правду. Это было практически так же, как у нас с П-21: он был зол больше, чем Флаттершай, а я была более невежественна, чем Рарити, но между нами была та же напряженность, державшая нас на расстоянии друг от друга.
Смогли ли они её преодолеть?
— Почему я здесь,
— Чтобы поправиться, — просто ответил он. — По какой еще причине пони попадают сюда?
Я долго глядела на каштанового единорога, а он просто стоял с дурацкой улыбкой на лице.
— Когда ты больше не будешь сбегать в Пустошь… когда примешь то, что натворила… ты будешь свободна.
— А что я натворила? — тихим, напряженным голосом спросила я.
— Ты сама прекрасно знаешь, — в противоположность мне мягко ответил он. — Ты пытаешься скрыться от этого в своем безумии. Но ты не сможешь прятаться вечно, Рыбка. Безумие — оно как рвота, твой разум пытается очистить себя от чего-то, что ты засунула в глубины подсознания. Оно придумало Пустошь, как место, где ты можешь спрятаться. Рано или поздно произойдут две вещи: ты прекратишь попытки блокировать память и встретишься с этим лицом к лицу…
— Или?
— Или ты умрешь, — закончил он, слегка пожав плечами. Затем улыбнулся. — А сейчас, хочешь пойти на концерт?
* * *
Довольно трудно было наслаждаться музыкой Октавии после этой маленькой беседы. Музыка была столь же прекрасна, как я помнила, но совершенно не воодушевляла и не доставляла того удовольствия, что я представляла. С тем же успехом я могла слушать её через ПипБак. Другие присутствующие внимательно слушали её. На протяжении всего часового концерта никто не говорил и не шумел. Никаких сирен. Никто не вставал, чтобы сходить в туалет посреди её партий. Даже топот оваций был монотонным.
Я ненавидела это место. И начинала ненавидеть всех пони здесь. Причем ненависть не была чем-то, перенесенным из воспоминаний о Пустоши. В Пустоши с Чарити у меня были сложные взаимоотношения. А здесь она просто сидела у входа, продавая сладости. У желтой кобылки не было той коммерческой жилки, присущей Метконосцу, которую я знала. Она просто существовала. Когда на следующий день меня провозили на сеанс мимо неё, я посмотрела в её маленькие опущенные глаза.
— Эй. Эй, мелкая! — крикнула я, пока меня катили мимо. Она глянула вверх с совершенно идиотским выражением лица. — Я выберусь отсюда и убью тебя на хер!
Я прокричала это во всю глотку. Чарити и Крышечка лишь посмотрели на меня. И все. Просто посмотрели. Светло-коричневая Маллет сунула мне кляп. От доктора последовала очередная лекция насчет «регресса».
На следующий день за маленьким столом снова продавала печенье юная кобылка с опущенными глазами. Поблизости не было ни медсестер, ни санитарок, присматривающих за ней. Было так, словно я никогда не говорила с этой кобылкой.
Я часами пялилась на неподвижных жеребят в своей комнате. Я снова и снова дергала свои ремни. Я хотела разорвать этих нарисованных пегасок и разнести играющих детей на стене. Я дергала… и дергала… и дергала…