Второй шанс
Шрифт:
— Заткнись! Это неправда! — прокричала я, чувствуя бежавшие по щекам слезы. — Я пыталась спасти Скотч Тейп! И спасла. Я спасла её! — Я отчаянно билась в своих путах.
Трублад закрыл папку.
— Прости. Очевидно, что это слишком горькие воспоминания для тебя. Прошу прощения.
Я крепко зажмурилась. Это все было ложью. Одной огромной кучей навоза. Иначе и быть не могло.
— Заткнись. Не нужны мне твои извинения.
Я несколько раз глубоко вздохнула, чувствуя стук моего сердца — кое-что, чего я не слышала довольно долгое время. Я медленно перевела взгляд на него, на его полные жалости глаза.
— Почему это место заполнено пони
— Ты населила свою фантазию теми пони, которых знаешь в жизни, наделив их мотивами и внешним видом в соответствии со своими ощущениями. Некоторые были случайны, а другие явились результатом различных травм. Надругательство Стил Рейна над твоим телом вывело его на роль злодея… и ты разрушила его базу и власть в своей фантазии, потому что не могла сделать этого в реальном мире. Что до твоих «друзей», — торжественно произнес он, — Подозреваю, что они отражают более грандиозные мысли и психологические потребности. — Он встал и, обойдя стол, приблизился ко мне. — Учитывая твою неудовлетворенность жизнью в целом, я думаю, ты вычистила или заменила все свои воспоминания о реальном мире памятью о Пустоши. Месте, где ты можешь быть как героем, так и жертвой. Где твое существование имеет значение и может влиять на весь мир.
— Неправда. Это не так, — отозвалась я, закрывая глаза и чувствуя потоки слез. Мои друзья не были выдумками. Они не были просто мечтой о том, чего я желала. Они были настоящими. Были, и все тут!
Ведь так?
* * *
Я не сдалась. По крайней мере, не сразу. Я ходила на небольшие музыкальные представления, разговаривала с Трубладом о бардаке, творившемся у меня в голове, и проводила бессонные ночи, уставившись на маленьких пегасок, нарисованных на потолке моей комнаты. Для меня они были мертвы… все сорок две. Мене все еще не доверяли и продолжали держать связанной. После всего, сделанного мной, я не могла винить их. Все то, что я помнила… сейчас смущало меня. Я даже попыталась извиниться перед Смоки. Не помогло. И, похоже, сейчас я натворила еще больше, находясь вне Пустоши.
Жизнь в Хуффингтоне текла между нападениями. В разных частях города раздавались сигналы тревоги. Каждые несколько дней наносились ракетные удары. Сигнал зуммера означал, что следует прятаться в убежищах. Сирена означала эвакуацию по аварийному туннелю к Ядру. Короткие сигналы предназначались для общей тревоги. Новости постоянно бубнили о потерях со стороны зебр. Иногда, клянусь, они повторялись, словно новости сегодняшнего дня и прошлой недели взаимозаменялись. В Хуффингтоне не было ощущения реального времени. Было сегодня. Сегодня было лучше, чем вчера. Завтра будет хуже, если не будешь трудиться в поте лица. Я истосковалась по тем дням, когда что-нибудь происходило. Сколько я уже здесь находилась, месяц? Два? Три?
Я очень хотела хорошего, долгого ночного сна. Трублад уверял, что он придет, как только я встречусь лицом к лицу с тем, что забросило меня в Пустошь.
Святая Селестия, как же мне было одиноко. Никто не хотел дружить со мной. Они все глядели на меня, будто ожидая, что я в любой момент прыгну на них и проломлю головы. Возможно, так и будет. Возможно, так и надо было бы поступить.
Я привыкала к жизни, которая одновременно была совершено чуждой и ужасно знакомой. Дасти Трейлс и Тамблвид навещали меня с таким видом, словно входили в клетку с бешеной мантикорой, но они рассказывали мне о школе при Рузенхуффской Академии,
Видимо, мы были весьма дерьмовыми охранницами даже до того, как я ушла.
В конце концов, мне разрешили находиться среди других пони без кляпа. Затем позволили короткие прогулки, и мыться самостоятельно. Хотя, кольцо на роге оставалось на месте. Надо думать, что после случая с Дуфом, каждый жеребец в учреждении настаивал на этом. Харпика и остальные сестры стали моими постоянными сопровождающими, персонал быстро понял, что я не буду вредить робким пони. Но с другой стороны я все еще не могла находиться среди жеребцов. Внутри меня все… извивалось… когда я была рядом с ними. Трублад говорил, что это синдром военного времени. Наличие страха был ожидаемо. Хотя, мне не дозволялось подходить к молодым посетителям других пациентов.
Я до ужаса боялась узнать о причинах.
Я также узнавала о жизни вне Пустоши. По крайней мере, в больнице не было большой разницы со Стойлом. Делаешь, как говорят, и жизнь прекрасна. Я продвинулась от желе до свежих яблок и морковок… после проведенных здесь недель, мысль о чуме каннибализма казалась практически нереальной. Я была поражена, насколько безвкусным был сельдерей, что было довольно странным, учитывая количество пациентов, обожавших его. Пару раз я ловила себя на попытках съесть ложку, естественно с нулевым результатом. Потому что я не была киберпони. Я даже не была Блекджек.
Я была просто Рыбкой. Никем. На меня не охотились из-за ПипБака. Не ненавидели за уничтожение Стальных Рейнджеров. Я не была Потрошителем. Я никогда не встречала храбрую пони по имени ЛитлПип или её любовницу Хомэйдж. Никогда не находила напуганную кобылку под напольной вентиляционной решеткой. Никогда не встречала пони, которая не может умереть. Никогда не спасала своего лучшего друга от самоубийства в ванной. Никогда не встречалась с аликорном, соединенным с умами и душами богини. Никогда не помогала одной малышке избежать позора от обмоченной постели.
Лежа по ночам в постели, я часами воображала, что потолок покрыт трещинами и пятнами. Временами я почти видела это, если старалась очень сильно. Я наблюдала, как из центра появляется коричневое пятно и медленно расползается в стороны. Краски блекнут и исчезают. Трещины не спеша растут и расходятся по потолку, затем штукатурка отваливается, открывая вид на черную пустоту небес. Я чувствовала, как мое сердце замедляется. Дыхание постепенно останавливалось, и я снова становилась Блекджек.
Затем я моргала, и все исчезало. И я просто сворачивалась калачиком и плакала, скучая по друзьям и отчаянно желая, чтобы они были рядом.
Но с другой стороны… я снова увижу Маму. Это было наипервейшим, что я хотела сделать, попав сюда. Если она была жива, значит, я не уничтожила собственное Стойло. Не убивала тех жеребят. И, несмотря на то, насколько я могла быть жестокой и неуравновешенной, для меня еще оставалась надежда на благополучную жизнь.
Мне сказали, что она прибудет через три дня. Я приготовилась. Мы были в его кабинете. Я была связана и под действием успокаивающего. Оставалось пять минут. Одна минута. Была ли я готова? Была ли?