Вторым делом самолеты. Выйти из тени Сталина!
Шрифт:
– Сергей Павлович, а почему конструктор применил для самолета классическую схему? Ведь ему предстоит летать на очень высоких скоростях, а там совсем другая аэродинамика?
– Понятия не имею, у меня своих проблем хватает!
– Не познакомите меня с Березняком?
– Пожалуйста!
– Королев кивнул, и они направились в сторону молодого, но уже с залысинами, инженера.
Что там шепнул на ухо конструктору Сергей Павлович, слышно не было, но, судя по тому, как быстро тот обрезал спор, который до того с жаром вел, и быстренько стал выбираться из толпы по направлению к Воронову - что-то весомое. Познакомились. Александр Березняк оказался разговорчивым общительным человеком и они быстро нашли общий язык. Как оказалось,
– Так что же - мне прекращать испытания?
– чуть ли не со слезами на глазах воскликнул Березняк.
– Ведь так нужно дать нашей авиации скоростной перехватчик!
– Да не так уж нужно, на самом деле, - сообщил ему Андрей.
– Профиль полета малоперспективный. Разогнался, атаковал - и нет топлива! Даже на повторную атаку. Сейчас почти все важные объекты прикрыты радиолокационными станциями, поэтому не проблема поднять перехватчики заранее. Зато проблем с ракетным двигателем и криогенным топливом к нему - выше крыши!
Конструктор совсем пригорюнился. Ведь это, собственно говоря, позиция заказчика, озвученная летчиком с боевым опытом, близким, как уверял Королев, к принимающим решения кругам. То есть - практически приговор для и так не особо финансируемого проекта.
– Значит, все зря!
– произнес он с потерянным видом.
– Больше года работы - насмарку!
– Ну что вы, Александр Яковлевич! Раз машина уже построена - грех не использовать ее для экспериментов! Другой такой скоростной машины у нас пока нет. Тут можно и геометрию крыльев подобрать для будущих реактивных самолетов. Их появление не за горами. Да и для испытаний двигателя ваших смежников, - Андрей кивнул на Королева с Глушко, - самая подходящая платформа. Так что считаю - проект должен быть продолжен!
– Спасибо!
– Березняк сразу повеселел.
– Только вот как быть с безопасностью полетов? Теоретической базы для расчетов у меня нет, как я определю скорость, которую превышать в ходе экспериментов нельзя?
«А ведь действительно!» - почесал в затылке Воронов. Он изучающе посмотрел на молодого, неизвестного ему летчика-испытателя, выделенного для проведения полетов в НИИ ВВС. Все его коллеги поопытнее занимались более срочными проектами. «А ведь гробанется, как пить дать! Не могу же я в подробностях объяснить ему, чего надо ждать? Как залегендировать такую информацию?» Поразмыслив еще, он решился:
– Знаете что, Александр Яковлевич? А слетаю-ка я на нем сам!
Начальник НИИ ВВС, несмотря на знакомство, наотрез отказался взять на себя ответственность и выпустить постороннего пилота в полет на уникальной машине, учитывая даже не слишком смелую поддержку конструктора. Пришлось прямо из его кабинета звонить Рычагову. Тот поначалу тоже слышать ничего не хотел:
– Андрей, ну какого тебе лично лететь? Объясни штатному испытателю чего тебе надо и пусть летит!
– орал тот в трубку так громко, что было слышно окружающим.
Его собеседник, воровато оглянувшись на присутствующих - не сболтнуть бы лишнего при непосвященных, заорал в ответ:
– Не могу, товарищ генерал-лейтенант! Только я ЗНАЮ!
– выделил он последнее слово.
Рычагов помялся, но видимо понял скрытый смысл и буркнул:
– Ладно! Давай сюда начальника НИИ…
Кабина ракетоплана оказалась на удивление бедна приборами. Ну да, ЖРД гораздо проще двигателя внутреннего сгорания, потому циферблатов на приборной доске и меньше. Валерий, как звали штатного испытателя, быстренько ввел Андрея в курс дела. Ничего особо сложного в управлении машиной не оказалось. Самолет заправили и отбуксировали на старт.
Андрей поудобнее устроился в кресле, еще раз проверил крепление пристяжных ремней. В «прошлый» раз летчик-испытатель Григорий Бахчиванджи потерял сознание от удара во время остановки двигателя именно из-за немного ослабленных ремней и не смог вывести машину из пикирования. Будь он в сознании - имел бы хоть небольшой, но шанс.
Самолет стоял полностью готовый к старту, попыхивая стравливаемыми через специальный клапан белыми клубами испаряющегося жидкого кислорода. Постоишь так часок - и останешься без окислителя… Сигнальщик на старте махнул флажком и летчик нажал на кнопку запуска, отпуская одновременно тормоз. Сзади раздался мощный свербящий гул и как-будто рука великана с силой толкнула самолет вперед. Непривычно быстрый разбег - и машина в воздухе, круто, под невозможным для поршневого истребителя углом, набирает высоту. Красота! Андрей и глазом моргнуть не успел, как оказался на запланированной для эксперимента высоте в два с половиной километра. Только уши заложило от стремительного подъема.
Перевел самолет в горизонтальный полет и начал разгон. При этом левую руку держал на кнопке выключения двигателя. Если при первых же признаках затягивания в пикирование не отключить его - гарантированный конец. На этом «спалились» несколько опытнейших немецких летчиков-испытателей, на какую-то секунду промедливших с этим действием при испытаниях первых реактивных самолетов.
Стрелка указателя скорости резво бежит вправо. Восемьсот, восемьсот двадцать, восемьсот сорок, восемьсот пятьдесят… Самолет начинает ощутимо подрагивать, кабрирующий момент, увеличивавшийся до сих пор, исчезает. Восемьсот шестьдесят - усилие на ручке управления скачкообразно вырастает, машина явно хочет «клюнуть» носом. Больше ждать нельзя! Андрей вырубает двигатель и обеими руками вцепляется в ручку управления. Несколько секунд проходят в тяжелой борьбе с самолетом, на полном серьезе уже собравшемся спикировать, но вот скорость опускается ниже восьмисот пятидесяти и усилие на ручке заметно спадает. Ф-фу! Летчик вытирает пот со лба. Исследовательская аппаратура, установленная на экспериментальном самолете, должна была точно записать параметры входа в опасное состояние. Теперь только спланировать на аэродром…
Андрей вылез из кабины и спустился на землю. Техники начали буксировать самолет на стоянку, а он направился к с нетерпением ожидающим его конструкторам:
– Машина начинает «клевать» примерно на восьмистах пятидесяти, Александр Яковлевич, - устало обратился он к Березняку.
– Точнее узнаем после расшифровки данных аппаратуры…
Глава 10.
Столица готовилась к первомайскому параду. Улицы перед праздником украшались, вывешивались красные флаги, хотя, по мнению Андрея, их и в обычные дни был перебор. Война войной, но первомайская демонстрация - дело святое. По крайней мере, тут еще не забыли, что именно демонстрируют, в отличие от смутных детских воспоминаний Воронова от таких же шествий из середины восьмидесятых.
Единственное, что немного отравляло радостную предпраздничную атмосферу - это невнятные сводки Совинформбюро за последние два дня. Вместо привычного за последнее время: «…Войска Северо-Западного фронта продолжают вести успешное наступление, громя бегущего противника… Войска Западного, Юго-Западного и Южного фронтов ведут активную оборону на прежних позициях…» мощный бас Левитана сообщал, что: «…Войска Западного и Юго-Западного фронтов ведут тяжелые оборонительные бои…». Как и любой более-менее понимающий человек - а таких к концу первого года войны среди населения СССР было уже немало - Андрей ясно сознавал, что случилось что-то непредвиденное. Причем «наверху» еще не совсем владеют обстановкой, отсюда и туман в информационных сообщениях. Что могло случиться, Воронов, в принципе, представлял - аналитики генштаба ожидали весеннего немецкого наступления на юге. И готовились к нему. Значит - не так и не там.