Вторжение моря
Шрифт:
Но ни лес'a оазиса, ни другие его красоты не возбуждали любопытства господина де Шалле. Нечего и говорить, что все его внимание было приковано к каналу, пролегавшему в нескольких километрах от Таузара, — здесь он сворачивал к Нефте. Зато капитан Ардиган и лейтенант Вийет видели город впервые. День, проведенный ими в Таузаре, удовлетворил бы самых любознательных туристов. Французы в жизни не видели ничего очаровательнее маленьких площадей, узких улочек, домиков из разноцветного кирпича, образующего причудливые узоры, — право, именно это должно бы привлекать внимание художников, а не следы римской цивилизации, которых, кстати, в Таузаре немного.
Капитан Ардиган разрешил солдатам и унтер-офицерам весь день свободно гулять по оазису, с обязательной явкой на поверку в полдень и вечером, порекомендовав, правда, держаться в пределах стоявшего в городе гарнизона: возобновление работ но затоплению шоттов могло вновь вызвать недовольство кочевых и оседлых племен Джерида, и кто знает, что придет им в голову…
Понятно, что старший сержант Николь и капрал Писташ отправились на прогулку вместе. Правда, Наддай остался в конюшне у полной кормушки, зато Козырный Туз радостно прыгал вокруг хозяина, осматриваясь и принюхиваясь, готовый вечером сообщить все новости своему лучшему другу.
Инженер, офицеры и солдаты чаще всего встречались на рынке Таузара, куда обычно стекаются и все жители оазиса. Этот большой базар напоминает походный лагерь: прямо под пальмами раскинуты палатки, покрытые циновками [89] или просто тонкой тканью, где сидят торговцы, а перед ними разложены привезенные караванами товары.
Николю и Писташу здесь довелось в очередной раз — не в первый и не в последний — отведать пальмового вина, известного в этих местах под названием «лагми». Этот дивный напиток готовят из сока пальмы; иногда у дерева отрубают верхушку, отчего оно неминуемо гибнет, но чаще просто делают надрезы на стволе, что не влечет столь пагубных последствий.
89
Циновка — плотная плетенка из лыка, соломы, камыша, травы. У южных народов — подстилка для сиденья, для сооружения стен в каркасных жилищах.
— Только не увлекайтесь, Писташ, — посоветовал старший сержант. — Это лагми весьма коварно…
— Что вы! Вино из фиников куда коварнее, — возразил капрал, знавший толк в этих делах.
— Согласен, — кивнул Николь, — но будьте осторожны и с этим напитком — он шибает в ноги не хуже, чем в голову.
— Не беспокойтесь, сержант. Смотрите-ка, даже арабы подают дурной пример нашим солдатам.
Действительно, навстречу им шли трое местных жителей, покачиваясь из стороны в сторону, что вызвало у капрала вполне резонное замечание:
— А я-то думал, этот их Магомет запретил правоверным пить…
— Да, Писташ, — улыбнулся Николь, — любое вино, кроме лагми! Говорят, для этого райского напитка, который можно найти только в Джериде, Коран делает исключение…
— А арабы, как я погляжу, вовсю этим пользуются! — воскликнул капрал.
Николь был прав — лагми не фигурирует в списках напитков, запрещенных сынам Пророка…
Главным деревом оазиса, несомненно, была пальма, но благодаря исключительной плодородности здешних почв сады изобиловали самыми разнообразными дарами земли. Речушка Бернук и ее многочисленные притоки катят под сенью пальм свои живительные воды; не поразительное ли зрелище: под огромной финиковой пальмой скрывается олива чуть поменьше, под ней — смоковница, еще ниже — гранатовое деревце, оплетенное побегами винограда, змеящимися среди колосьев пшеницы или зелени и овощей?
Вечером военный комендант любезно пригласил господина де Шалле, капитана и лейтенанта отужинать у него в крепости. Разговор за ужином, естественно, коснулся канала и многочисленных выгод, которые принесет местным жителям затопление тунисских шоттов. Комендант заметил:
— Вы совершенно правы, здешний народ не верит, что внутреннее море создается ему на благо. Мне случалось говорить об этом проекте с предводителями арабских племен — все, за редким исключением, настроены враждебно и не желают слушать доводов разума! Они боятся, что от перемены климата пострадает растительность в оазисах, особенно финиковые пальмы. Но ведь это не так… Самые авторитетные ученые утверждают обратное: воды моря обернутся в наших краях чистым золотом… Но эти чумазые так уперлись, что их не сдвинуть!
— Правда ли, что кочевники настроены непримиримей всех? — спросил капитан Ардиган.
— Конечно, — согласился комендант, — ведь они уже не смогут вести такую жизнь, как прежде… Особенно упорствуют туареги, это и понятно. Им не придется больше наниматься проводниками к караванщикам, да и грабить караваны на дорогах Джерида!.. Всю торговлю в этих краях будет осуществлять флот, и туарегам остается разве что сменить ремесло сухопутных бандитов на ремесло пиратов… Но в новых условиях их быстро прижмут к ногтю!
Поэтому нет ничего удивительного в том, что они при каждом удобном случае стараются нагнать страху на оседлые племена. Они рисуют им жуткие картины бедствий и разорения, которые повлечет отказ от образа жизни предков. Это даже не просто враждебность, это фанатизм [90] , напрочь лишенный логики [91] . Правда, свойственная мусульманам покорность воле судьбы пока сдерживает брожение умов, но какое-то время спустя может произойти страшный взрыв. Это же темные люди, что они могут понимать? В проекте создания внутреннего моря им видятся какие-то колдовские чары…
90
Фанатизм — страстная, безрассудная преданность какому-нибудь делу, идее.
91
Логика — наука о законах мышления; правильное, разумное мышление, опирающееся на знание и опыт.
Ничего нового комендант своим гостям не сообщил. Капитан Ардиган так и предполагал, что экспедиции нечего рассчитывать на радушный прием у племен Джерида. Но капитан хотел выяснить, не достигло ли их недовольство критической точки и не следует ли опасаться мятежа в районах Эль-Гарсы и Мельгира.
— Что я могу вам ответить, — пожал плечами комендант. — Знаю только, что хотя туареги и другие кочевники совершали отдельные набеги, серьезной угрозы каналу они не представляют. Насколько нам известно, многие из них считают его делом рук шайтана — мусульманского дьявола и уповают на вмешательство высших сил… Впрочем, как знать, что себе думают эти люди — они ведь такие скрытные. Быть может, они ждут возвращения рабочих и возобновления работ, чтобы перейти к открытой агрессии.
— Но что они могут предпринять? — спросил господин де Шалле.
— Собравшись тысячами, они могли бы, господин инженер, засыпать часть канала, вернуть землю и песок в прорытое уже русло и преградить путь водам залива…
— Нашим предшественникам было куда легче прорыть канал, — отвечал господин де Шалле, — чем этим туземцам засыпать его. Если это им и удастся, то на очень небольшом отрезке.
— Чего-чего, а времени у них будет более чем достаточно, заметил комендант. — Ведь затопление шоттов потребует доброго десятка лет, разве не так?