Вторжение в рай
Шрифт:
Вернувшись в свой красный шатер, Бабур через некоторое время стал нетерпеливо мерить его шагами, думая о том, где же, наконец, Хумаюн и Бабури. За видавшего виды друга он беспокоился меньше, а вот долгое отсутствие неопытного сына внушало ему тревогу. Конечно, Хумаюну уже доводилось участвовать в набегах и стычках, и он неплохо с этим справлялся, но командовать флангом в большом сражении было для него внове.
Чтобы отвлечься, Бабур нанес краткий визит в лекарский шатер к раненым, наградил некоторых особо отличившихся бойцов и выслушал доклад о добыче, захваченной в лагере Ибрагима. Походило на то, что
Прошло шесть томительных часов, прежде чем вошедший в шатер страж объявил о приближении воинской колонны под стягами Хумаюна. Едва он закончил, как и сам Хумаюн, запыхавшийся, ввалился в шатер и бросился в объятия отца.
— Полная и безоговорочная победа! Весь Индостан в нашей власти. Мы преследовали большой отряд воинов Ибрагима, отходивший на юго-запад на протяжении десяти миль, пока отступавшие не засели в глинобитной крепости у реки. После часовой осады мы вынудили их сдаться. А чуть дальше на запад обнаружили кучку шатров, явно принадлежавших знатному человеку, небольшая охрана которого с трудом отбивалась от мародеров, больше похожих на разбойников с большой дороги, чем на бойцов какого бы то ни было войска.
Мы, разумеется, мигом разделались с нападавшими, и тогда из белого шатра с кремовыми и золотистыми навесами появилась прекрасная женщина, примерно того же возраста, что и моя матушка. Одета она была на здешний, индийский лад, в наряд, который называется сари: обернута в тончайший шелк, обильно расшитый жемчугами и самоцветами. Она спросила, кто у нас командует, и, узнав, что во главе отряда стою я и что я твой сын, захотела со мной поговорить.
Эта женщина сообщила мне, что она мать правителя Гвалияра, богатого княжества, расположенного к югу от Дели. По словам этой женщины, ее сын не пустился в бегство, но пал на поле боя, отважно сражаясь за Ибрагима, и она, узнав об этом, решила дождаться, когда ей доставят его тело, чтобы предать достойному погребению. К слову, они не мусульмане, а неверные, и своих покойников сжигают на кострах.
Пока она стояла в ожидании, какой-то проскакавший мимо беглец крикнул, что мы предаем смерти всех пленных. Это вызвало панику среди ее свиты — большая часть стражников и слуг, кроме немногих, самых отважных, пустились наутек. Ну а когда охраны осталось совсем мало, разбойники-мародеры решили поживиться ее добром и напали на лагерь. Она опасалась за свою жизнь и честь, но более всего боялась за своего шестимесячного внука, сына любимой жены покойного правителя, который находился в ее шатре.
Я объяснил, что бояться ей нечего, мы не дикари, не разбойники и пленных, тем более малых детей, не убиваем. Слезы радости увлажнили ее лицо, и в знак благодарности она передала мне это, то, что я теперь передаю тебе, как знамение нашей великой победы.
С этими словами Хумаюн вручил Бабуру мягкий кошель из красной кожи, перевязанный сверху золотистым кожаным шнуром. Развязав его, Бабур извлек оттуда огромный драгоценный камень, сияние которого, казалось, озарило сумрак шатра.
— Это алмаз, отец, добытый в шахтах Голконды, что в тысяче миль к югу, — самый большой, какой мне доводилось видеть. Говорят, ювелир правящего дома Гвалияра оценил его стоимость как равную дневному доходу всего мира. Имя этого камня Кох-и-Нур,
Бабур был поражен исключительной чистотой и сиянием камня. Создавалось впечатление, будто он лучится словно звезда — как Канопус, с улыбкой подумал Бабур. Казалось, что подобное лучезарное свечение более пристало порождению небес, а не земных недр, откуда был извлечен алмаз.
— Воистину, сын мой, ты заслужил свое имя, Счастливец. Это могло длиться еще долго, пока…
Бабур оборвался на полуслове. За откинутым пологом шатра он заметил двоих слуг, что несли к нему покрытые простыней носилки. А судя по шуму, крикам и переполоху было очевидно, что колонна Бабури уже вернулась. Так где же он? Почему не является с докладом, чтобы разделить радость победы?
А потом Бабур увидел, что палец выпавшей из-под простыни и волочившейся по пыли руки украшает роскошный золотой перстень с рубином. Этот перстень он подарил Бабури много лет назад, отметив успех одной из их ранних кампаний. А когда двое привлекательных молодых людей поставили перед ним носилки, то узнал в них личных слуг Бабури.
Медленно подавшись вперед, Бабур дрожащей рукой сдвинул окровавленное покрывало и воззрился на чудовищно изуродованное тело своего верного брата по оружию.
— Мы столкнулись с большим отрядом воинов Ибрагима, отступавшим к Дели, сохраняя безупречный боевой порядок — четыре десятка слонов прикрывали их спереди, и столько же с тыла. Наш господин Бабури приказал немедленно атаковать, и мы ударили с такой силой, что обратили твоих врагов, повелитель, в беспорядочное бегство. Они пустились кто куда, но уже в самом конце сражения наш господин был повержен наземь и затоптан насмерть слоном, взбесившимся, когда тому в пасть вонзилось копье, — доложил один из слуг.
Только лицо Бабури, еще более бледное, чем при жизни, каким-то чудом осталось неповрежденным. Его голубые глаза как будто смотрели на Бабура, и казалось, будто на его лице застыла легкая улыбка.
Не в силах сдержать подступавших рыданий, он склонился над носилками, закрыл Бабури глаза и поцеловал его в лоб.
— Прощай, мой брат…
Глава 23
Первый Могол
Металлическое сияние солнца резало Бабуру глаза. Двигаясь по засушливой равнине, поросшей корявыми, жесткими, пропыленными кустами, он спасался от зноя в тени желтого парчового навеса, что на золоченых шестах держали над его головой ехавшие по обе стороны четыре всадника. Сильный ветер, который, как Бабур уже знал, его новые подданные называли андхи, взметал пыль, а это значило, что скоро пойдут дожди.
Сразу же после Панипата он приказал Хумаюну и еще четверым высшим командирам оставить позади обозы и со всеми своими людьми как можно скорее двигаться к столице Ибрагима — Агре, городу, находившемуся в ста двадцати милях к юго-востоку от Дели, на реке Джамна. Их задача состояла в том, чтобы захватить крепость и государственную сокровищницу прежде, чем гарнизон успеет организовать оборону. Сейчас, по прошествии трех дней, Бабур с основными силами своей победоносной армии находился к югу от Дели. В тылу, почти невидимые за взметаемыми облаками клубящейся пыли, тяжелой поступью вышагивали боевые слоны с теми же красными полосами, что и до битвы.