Вторжение. Неизвестные страницы необъявленной войны
Шрифт:
Эти его идеи, особенно поначалу, воспринимались большинством генералов с откровенной неприязнью. «Армия должна воевать», — назидательно и в то же время жестко выговаривали ему.
Впервые его одернули буквально через несколько дней после прибытия в Кабул, на первом партсобрании в штабе армии. Командарму Тухаринова не было, он заболел, а его заместитель, выслушав слова Шершнева о необходимости контактов с местным населением, изучения его нужд и настроений, отбрил: «Мы должны думать о своих войсках, а не об афганцах».
Следующим шагом был визит к генаралу армии Ахромееву — тогдашнему первому заместителю начальника Генштаба, подолгу находившемуся в Афганистане. Сергей Федорович, как показалось Шершневу, благожелательно
Его одергивали. Ставили на место. Он не унимался. Глух был Туркестанский округ — писал в Москву.
В отличие от большинства других, костеривших эту войну за рюмкой водки, но исправно получавших блага от нее (награды, звания, двойные оклады и пр.), Шершнев как настоящий подвижник думал только об интересах дела, которые в данном случае были государственными интересами.
Из докладной записки на имя командующего ТуркВО: «С конца марта 1981 года военно-политическая обстановка в Афганистане почти повсеместно заметно обострилась. Процесс стабилизации застопорился. Положение в стране сейчас хуже, чем в этот же период прошлого года. Примечательно, что обстановка стала чрезвычайно острой даже в ряде тех районов, где не было крупных бандформирований и где в силу географических условий нет благоприятных возможностей для их деятельности (север, равнинные, пограничные с СССР районы). Это значит, что в борьбу против народной власти и советских войск включилась часть населения, относящаяся к национальным меньшинствам, родственным народам СССР (узбеки, туркмены, таджики), которая ранее занимала выжидательные позиции.
Противник наносит удары по самым чувствительным местам: убивает партийных активистов, патриотов (в том числе старейшин), оседлал все стратегические коммуникации и нарушил работу транспорта, разрушает важные экономические объекты (так, взорваны две буровые установки на Айнакском медном месторождении стоимостью 200 тысяч рублей каждая, школы (их уничтожено уже 1400), больницы, административные здания. Серьезный урон причиняется сельскому хозяйству: неизменно сокращается поголовье крупного и мелкого скота. По сравнению с прошлым годом сократилась площадь посевов хлопчатника на 26 тысяч гектаров, сахарной свеклы — на 1,3 тысячи гектаров.
Мятежникам удалось изгнать народную власть из ряда освобожденных в течение зимы уездов и волостей и насадить контрреволюционные органы власти (так называемые «исламские комитеты»)».
Вроде бы ничего особенного… Сколько таких депеш по всем линиям поступало в то время в Ташкент, Москву… Но вчитаемся в продолжение докладной. Подполковник Шершнев беспощадно критикует НДПА за фракционные разногласия и неспособность овладеть ситуацией (а это уже, извините, большая по тем временам дерзость), подвергает уничижительным характеристикам афганские вооруженные силы (и это тоже не могло понравиться, ведь советниками там были наши офицеры и генералы), высоко оценивает боевой потенциал оппозиции, делая вывод, что «контрреволюция способна длительное время противостоять не только слабому народно-демократическому режиму, но и оказывать упорное сопротивление советским войскам (а это уже вообще ни в какие ворота не лезет, ведь приказано же на последнем совещании маршалом Соколовым: «Окончательно разгромить контрреволюцию к 7 ноября»). А еще этот несносный Шершнев утверждает: «Значительная часть населения активно поддерживает мятежников». «Отмечается рост антисоветских настроений».
Ну, скажите, какую реакцию могла вызвать такая записка, попади она на самый «верх»?
А Шершнев между тем с наивной отвагой утверждает и вовсе крамольное: «Армия выступает главным образом как военная, разрушающая, но не созидающая сила. В войсках, как правило, с пафосом говорят: «Мы воюем!» и не услышишь: «Мы помогаем!» Складывается мнение, что чаще мы наносим ущерб местному населению и настраиваем его против себя, чем оказываем ему помощь и привлекаем тем самым на свою сторону».
Хорошо, что среди начальников Леонида Ивановича попадались люди умные, порядочные, иначе несдобровать ему. Одним из таких людей был возглавлявший тогда в Главпуре одно из управлений доктор философских наук генерал-лейтенант Д. А. Волкогонов, [10] пригласивший нестандартно мыслящего офицера в свой аппарат — и сразу на генеральскую должность.
10
Ныне генерал-полковник, начальник Института военной истории, народный депутат РСФСР.
Повышением своим Шершнев тут же воспользовался: добился, чтобы БАПО стали штатными единицами в 40-й армии.
Весной 1983 года в редакции «Комсомольской правды» Шершнева, который стал к этому времени полковником, познакомили с письмами, поступающими в ответ на «афганские» публикации газеты. Леонид Иванович внимательно проанализировал почту и подготовил записку начальнику Главпура А. А. Епишеву. Вот выдержка из нее (на первой странице записки имеется резолюция: «Маршалу Советского Союза тов. Соколову С. Л. доложено»):
«Анализ писем показал, что их авторами являются в основном матери, чьи сыновья погибли, служат или могут служить в Афганистане; сестры и невесты, юноши призывного возраста. В содержании писем можно выделить следующие моменты:
— боль за погибших сыновей, сверстников. Страх за возможные потери. Боязнь посылать своих близких в Афганистан. Особенно тяжелыми являются переживания родителей, имеющих единственного сына;
— невосприятие интернационализма в форме прямой военной помощи. Утверждения на этой основе того, что наше участие и наши потери в боевых действиях в Афганистане являются неоправданными (есть такие высказывания: «на чужой земле льется кровь наших сынов за чужие интересы»; «погиб без чести и славы на чужбине»; «какое право имеет наше правительство держать наши войска в Афганистане?»; «для защиты Афганистана я своего сына не растила»; «кусок хлеба отдам, а брата своего не отдам»);
— выражение непрестижности службы в Афганистане («служба в Афганистане — это высшая мера наказания… место каторги»; «матери в истерике провожают сыновей в армию, а сыновья не горят желанием отомстить добровольно за павших в Афганистане»; «многие мои ровесники боятся попасть служить в Афганистан»);
— развитие антиафганских настроений на почве потерь, которые мы несем в этой стране («будь он проклят, Афганистан»; «их народная власть держится на штыках наших солдат, сами афганцы неохотно идут воевать»; «болит сердце, когда думаешь о брате или слышишь это ненавистное слово «Афганистан»; «их революция, пусть и защищают»);
— жалобы на равнодушие, черствость, формализм в отношении к погибшим и их родителям («человек, сопровождавший труп, был очень мало, всего 23 минуты, ничего нам рассказать не успел»; «должно быть, наверное, внимание родителям»);
— просьбы и предложения об увековечении памяти воинов, погибших в Афганистане при исполнении служебного и интернационального долга («Родина должна отдать должное погибшим»;
«не дать бесследно исчезнуть павшим»; «присваивать имена героев школам, дружинам, отрядам, называть их именами улицы, парки, навечно оставлять в списках предприятий, передавать их вещи на хранение в школьные и семейные музеи»; «на примере погибших утверждать, укреплять и развивать у молодежи чувства добра, справедливости, интернациональной дружбы»);