Вторжение
Шрифт:
– И почему именно ко мне?
– затосковал он.
– Тридцать лет без "чепе", и на тебе, пожалуйста. Ведь каждый обязательно подумает, почему именно в мою квартиру? А с Еленой как теперь объясняться буду?
Они чокнулись и выпили.
– Отправить бы тебя сразу в милицию, - мечтательно произнес Кузовкин.
Акимов молча переживал бесконечную глубину своей вины. Глаза его заметно посоловели. Он моментально опьянел, как бывает с людьми, очень редко употребляющими спиртное.
– Товарищ Вася!
– сказал он с выражением.
– Не переживайте
– Повторишь, пожалуй, - проворчал Василий Алексеевич.
– Вот попадешь в следующий раз в зоопарк, там тебе тигры живо голову оттяпают...
Он опять слегка замечтался и снова налил рюмки.
– Ты не устал крючком-то стоять, экспериментатор?
– спросил он, начиная понемногу проникаться сочувствием к Акимову.
– Да нет, сам удивляюсь, - ответил Акимов, поворачивая из стороны в сторону головой.
– Ощущение такое, будто подвешен в воздухе. Опоры никакой не чувствую, но вроде ничего. Даже удобно. Только шея слегка затекает.
– Шея - это ничего, - сказал Василий Алексеевич.
– Шею тебе и так надо намылить.
Они чокнулись и выпили.
– Ты ошибаешься, Вася!
– горячо возразил Акимов. Язык его слегка заплетался.
– Это же эпохальное открытие. Ты просто не понимаешь всей важности этого эксперимента. Это же переворот в науке!
– А вот как не вытащат тебя из стены твои приятели, что будешь делать, Архимед?
– сказал злорадно Василий Алексеевич.
– Так и придется до конца дней своих из штукатурки лекции о пространстве читать. А еще, - он даже хрюкнул от удовольствия, - не дай бог, под обоями клопы заведутся.
Посмаковав слегка эту мысль, Василий Алексеевич почувствовал себя немного отомщенным.
Акимов укоризненно посмотрел на него.
– Ты, Вася, хороший человек, но ты номенклатурный индивидуум, последние два слова он произнес со значительными затруднениями.
– Не хватает в тебе творческого полета фантазии.
– Не знаю, чего там у меня не хватает, а вот ты, гляжу, как раз наполовину отсутствуешь, - убежденно сказал Кузовкин.
– Небось есть хочешь? А?
Акимов опять засмущался, и вздохнул.
– Вообще-то я с самого утра ни крошки во рту не держал. Все как-то некогда...
Кузовкин поднялся из своего кресла, пошел на кухню и притащил большую миску с салатом, приготовленным еще с утра специально к приходу Елены Николаевны, и кусок хлеба. Положил все это на столик и придвинул к стене.
– Спасибо большое, - вежливо сказал Акимов и съел салат.
– Вы уж извините меня в этом деле.
Он уже протрезвел так же быстро, как и поддался действию алкоголя, и сразу же перешел на "вы".
– А вы сами почему не ужинаете?
– Аппетита нет, - буркнул Кузовкин.
Раздался странный чмокающий звук. Свет в комнате слегка потускнел, фигура Акимова на стене заколыхалась. Он негромко ойкнул от неожиданности. Свет мигнул раз, другой и загорелся так же ярко, как и прежде.
– Что еще такое?
– с тревогой произнес Василий Алексеевич.
– Не знаю, - немного испуганно ответил Акимов.
– По-моему, я опять передвинулся.
Василий Алексеевич подошел к нему поближе и, к огромному своему изумлению, увидел, что между стеной и туловищем Акимова теперь есть зазор шириной примерно в два пальца. Теперь Акимов выступал не из стены, а прямо из воздуха.
Кузовкин почувствовал непреодолимое, почти мальчишеское желание сунуть палец в образовавшуюся щель и уже поднял руку, но вовремя одернул себя и спрятал руки за спину.
Акимов тоже очень внимательно изучал нынешнее свое положение и осторожно ощупал воздух там, где кончалось его тело.
– Не пускает, - сказал он через некоторое время.
– Что не пускает?
– поинтересовался Кузовкин.
– Да вот это самое и не пускает, - Акимов ткнул пальцем в щель.
– Свет проходит, вот обои дальше видно, а палец нет. Какое-то неощутимое и упругое поле. Сильней нажмешь - отталкивает. Хотите попробовать?
– Обойдусь, - буркнул Василий Алексеевич, но заглянул, чтобы проверить, целы ли обои.
– Граница областей пространства переместилась от стены к центру комнаты, - продолжал Акимов.
– Если так пойдет дальше, я окажусь как раз над вашим креслом. Интересно, как все это выглядит с обратной стороны?
Василий Алексеевич представил себе и поежился.
– Очень интересно, - фальшиво сказал он.
После этого разговор шел как-то вяло. Заметно было, что Акимов очень устал. В конце концов, с огромным трудом подавив очередной зевок, он осторожно предложил ложиться спать. Он так и сказал: ложиться, - будто ему оставалось надеть пижаму и почистить зубы. Василий Алексеевич уже не спорил и не огрызался.
Он взгромоздил на журнальный столик стул, а на него положил подушку, на которой не без удобства устроился Акимов, очень скоро уснувший.
Ночь прошла для Кузовкина отвратительно. Акимов отчаянно храпел, чего Василий Алексеевич вообще не мог переносить, а теперь, еще и еще раз переживая происшедшее с Еленой Николаевной, и подавно не мог уснуть и всю ночь напролет проворочался в постели.
Уже под утро, когда ему с большим трудом удалось задремать, опять раздалось противное чмоканье, и со столика на пол с грохотом свалился стул - Акимов вместе со своим пространством передвинулся еще на пару сантиметров.
С мучительным стоном Василий Алексеевич встал и снова сунул стул с подушкой Акимову, сонно бормочущему извинения. Тот моментально захрапел опять, а Василий Алексеевич так больше и не сомкнул глаз.
Утром невыспавшийся, помятый и хмурый Кузовкин искусно сварил яйца вкрутую, накормил Акимова и сам заставил себя поесть. Акимов попытался как ни в чем не бывало завязать разговор, но Василий Алексеевич решительно пресек всякие попытки панибратства, тщательно выбрился, помассировал щеки, обретая необходимую респектабельность, оделся и только после этого позвонил в институт по номеру, названному Акимовым.