Шрифт:
* * *
Розовые колонны дворца право-, прямо– и левосудия медленно тонули во тьме. Наконец с тихим плеском они исчезли окончательно, и наступила тишина. Сначала на ногу Ипату, а потом на хвост сиамской, с отрезанными ушами и блудливой мордочкой кошки. Ее вой прорезал темноту и затерялся в кривых переулках в ожидании того, кто пожелает его найти. Между тем половинки темноты рухнули и пришел день. Он был очень вежливый, этот день, даже не забыл вытереть о горизонт ноги.
И все начиналось хорошо, но кончилось
А еще у Ипата болел зуб. Да так, что хоть на стенку лезь. Он подумал-подумал, плюнул да и действительно полез. Но легче от этого не стало. Даже тогда, когда он лег на потолок и, чтобы отвлечься, стал вспоминать… вспоминать…
Например, что жена укатила куда-то на Эльфа-Ариадну и пообещала вернуться через пару тысяч лет. Очень мило с ее стороны. Прекрасный способ увильнуть от супружеских обязанностей, которые обычно состояли в том, что она жарила тривиальную яичницу и не менее получаса в день зудела, чтобы он не курил в комнате, а выходил для этого на лестничную площадку.
И завтрашний компот получился из рук вон плохо. Главное – у кого? У всеми признанного мастера завтрашних компотов. Черт знает что такое!
Он хорошо помнил, что сделал все правильно. С филигранной точностью представил, как будет его варить завтра. Потом тщательно вымыл кастрюлю и осторожно-осторожно, с присущим ему мастерством и умением, проколов сущность, с меткостью снайпера просунул шланг в завтрашний день. Теперь оставалось только перелить компот из “завтрашней” кастрюли в “сегодняшнюю”. И все! Дело сделано. Причем правильно, грамотно и хорошо. Вот только почему же компот получился невкусный?
Ипат даже попробовал ради развлечения поразмыслить над парадоксом, который возникает при изготовлении завтрашнего компота. Действительно, откуда все-таки берется компот, если завтра он его варить не будет?
Но тут зуб задал ему такого жару, что Ипат скатился с потолка и, бросившись к аптечке, стал искать в ней анальгин. И конечно же, перепутав, принял вместо него стрихнин. А обнаружив это, меланхолично подумал, что умирать когда-нибудь все же придется…
Лежать на полу и умирать от стрихнина было жутко неприятно, но Ипата поддерживала мысль, что теперь проклятый зуб болеть уже не будет. И точно, как только он умер окончательно, зуб болеть перестал. Совсем.
После этого Ипат некоторое время лежал на ковре и радовался, что все прошло удачно: и умер, как человек, и зуб больше не болит. Однако вскоре ему это надоело, и тогда он стал прикидывать, когда же его все-таки найдут. Ему представились собственные похороны, от которых уже заранее хотелось зевать, и он решил обойтись без них вовсе.
Для этого он сказал “чур не игров”, встал и, тщательно заперев входную дверь, позвонил своему лучшему другу Бангузуну.
– Привет, – сказал Бангузун на другом конце провода.
– Привет, – с трудом двигая непослушной нижней челюстью, ответил Ипат.
– Представляешь, я диплодока купил, – радостно сообщил Бангузун.
– Поздравляю, – сказал Ипат.
– Да, но в магазине меня надули. Диплодок оказался с купированными ушками и хвостом.
– Какая жалость, – посочувствовал Ипат.
– Да, но я все же решил, что оставлю его себе. Он такой милашка…
Они помолчали, потом Бангузун спросил:
– А как ты поживаешь?
– Да так себе, – сказал Ипат. – Где-то между плохо и очень плохо. И вообще, передай всем нашим, что я улетаю минимум на год на побережье черной дыры. Отдохнуть хочу. Так передашь?
– Передам, – рассеянно сказал Бангузун и отключился.
Все, дело сделано.
Ипат снова лег на ковер, но только на этот раз так, чтобы видеть себя в огромном настенном зеркале. Потом вздохнул последний раз и стал наблюдать за появлением трупных пятен на собственном лице. Это было забавно. Например, одно из пятен очертаниями сильно напоминало австралийский континент.
А вообще-то это было здорово. Лежать и ничего не делать. И он лежал… лежал… лежал…
И за год постепенно освободился от плоти, покрывавшей его костяк. Увидев это, он облегченно вздохнул.
Все получилось как нельзя лучше. И даже червей, съевших его мясо, склевывали птицы, прилетавшие в окно, которое он мудро забыл закрыть. Так что о чистоте можно было не беспокоиться.
Он встал, побрякал суставами и, довольно ухмыляясь, пошел в ванную. Помылся. Правда, вытираясь полотенцем, он порвал его об одно из ребер, но что поделаешь, такие неприятности теперь будут подстерегать его на каждом шагу.
А день-то какой чудесный!
Он сварил себе кофе и выпил его целую чашку. Правда, все, что попадало в рот, тотчас же выливалось на стол, но от этого кофе не становился хуже. Напротив!
Напившись, Ипат тщательно вымыл чашку и позвонил Бангузуну.
– У, вернулся, – радостно сказал Бангузун.
– Вернулся, – не менее радостно сообщил Ипат.
– Ну и как?
– Отлично, все отлично… Что ты сейчас собираешься делать!
– Сейчас… – Бангузун на секунду задумался, потом сказал: – Сейчас я иду гулять вместе с диплодоком.
– Ну вот и хорошо. Значит, я тебя жду, заходи – вместе погуляем.
– Заметано, – сказал Бангузун.
Ипат положил трубку и огляделся по сторонам. Так!
Как вихрь пронесся он по дому, надевая на себя белье, штаны, рубашку с надписью от правого плеча к левому “серебристый хек в томатном соусе”, старый плащ с пятью рукавами и почти новую стетсоновскую шляпу. Потом он распихал по карманам бутерброды и пиленый сахар, браунинги и чековые книжки, двадцать четыре тома Большой советской энциклопедии и восемь ниток бисера. А также многое другое. Один Аллах знает, что может понадобиться на прогулке. По крайней мере нужно быть готовым ко всему.