Вторжение
Шрифт:
Срок начала операции приближался. При мысли о том, что отряд пойдет внутрь Гнезда, в горле комом вставал страх. Конечно, я знал, что рано или поздно придется снова нырнуть в темноту входа, ощутить на собственной шкуре затхлую атмосферу чужого мира, готовился к этому, но пережитый полгода назад шок давал себя знать. Не знаю, насколько было заметно мое состояние, однако Студент подошел ко мне с вопросом:
– Боишься?
– Пусть тебя это не волнует. Если я сумею войти внутрь, проблем не возникнет. Просто я не уверен, что смогу войти.
– Никто из нас не уверен. В моем взводе четверо бойцов отказались идти на второй штурм, а люди были проверенные. – Студент пожал плечами: – Я тебе вот что скажу – ребята считают, ты справишься. Дальше сам решай.
После этого короткого разговора стало немного легче. Вроде бы ничего не изменилось, но появилась какая-то уверенность в своих силах, настроение подскочило вверх, и уже не хотелось сидеть сгорбившись, представляя ужасы грядущего штурма.
Форму и оружие выдали тем же вечером, и на следующий день мы вылетели к Гнезду.
Лететь пришлось недалеко: чужаков заметили на границе Тверской и Смоленской областей, у речушки со смешным названием Вопь. Места здесь густонаселенные, по российским меркам, обнаружили появление чужаков быстро. Максимум нас ждало три яруса – штабисты хотели провести штурм как можно скорее.
Предстоящая операция имела очень большое значение. Во-первых, это было боевое крещение нашего отряда: нас собирались придать к штурмовым группам, идущим внутрь Гнезда. Все мои однокашники уже участвовали в штурмах, и не по одному разу, но делали это в ином качестве – задачи тогда перед ними стояли другие. Во-вторых, предполагалось провести «обкатку» войск, ранее не сталкивавшихся с чужаками, поэтому операция обещала стать самой крупной за всю историю Вторжения. И, наконец, предстоящий штурм станет первым после официального объявления о контакте с чужаками, то есть о его начале неминуемо станет известно, придется принять некоторые меры против паники среди жителей близлежащих сел.
Конечно, все те проблемы, с которыми столкнулось наше начальство, затронули меня мало. Время, оставшееся до отправления на Вопь, я провел в диких тренировках и сейчас просто хотел отдохнуть.
Триста километров до лагеря пролетели на вертолете. Я впервые попал во временный военный лагерь и теперь с интересом осматривался. На мой взгляд, в расположении четко различалось три части, каждая из которых не походила на остальных. Ближе всего ко входу в Гнездо находилась «матерая» часть: там разместились человек сто – бойцы, ранее участвовавшие в штурмах, именно с ними будет работать наша группа. Далее выделялась «штабная» часть, куда входило начальство разного рода и научники. Здесь стояло больше всего техники и оборудования непонятного назначения, возле которого суетилась толпа народу в камуфляжной форме, но со штатским выражением лица. И наконец, целый лагерь – человек пятьсот – пришедших на «экскурсию» в Гнездо. Кадровые военные, которым предстоит участвовать в грядущих штурмах. На мой взгляд, решение правильное: лучше сразу показать отличие обиталища чужаков от привычного мира – в следующий раз людям будет легче преодолеть ксеношок.
Нас разместили на границе научников и «матерых». На демонстрацию возможностей псионов стоял строгий запрет, знакомых в лагере у меня не было, поэтому оставалось тихо сидеть в палатке и возиться с оружием. Все мои товарищи разбежались в поисках друзей. Я надеялся, что они вернуться с интересными сплетнями – Сергачев ничего не рассказал о нашей роли в штурме, – питаться же слухами надоело.
В палатку заглянул Чижов: в отсутствие Сергачева он курировал нашу группу. До сего дня в основном его задача заключалась в донесении мыслей научников до мозгов исполнителей – иными словами, он обеспечивал взаимодействие группы с Исследовательским отделом. Работа у него была сложная и требовала огромной выдержки и такта, потому что едва ли не каждый ученый считал свою область наиболее перспективной и требовал учить нас именно по его теориям. Коробок был не худшим из этой братии.
– Виктор Андреевич, к вам пришли.
Я слегка удивился: кто бы это мог быть? Разве что Уряхин…
– Привет! – в палатку вошел Даниил. – Я думал, ты в разведку пошел!
– Привет. – К своему стыду, о Даниле я не вспоминал. Мы расстались с ним в Москве – я поехал на вокзал, в Питер, он – на тестирование, и больше мы не виделись. Не до того мне было. – Как ты здесь оказался?
– Да у меня оказалась наполняемость тридцать два, – ну, когда узнали, что я собираюсь в медицинский, сразу стали уговаривать идти в Исследовательский. Я согласился, попал в группу, занимающуюся воздействием энергооболочки на повреждения человеческого организма – попросту говоря, лечением. Кое-что получается. А сюда прислали, чтобы опыта набирался и на Гнездо взглянул. Я же внутрь не залезал ни разу.
Интересная новость. Слухи, что существует возможность лечить человека с помощью псионики, ходили давно, но на практике успехов добиться еще никто не смог. Данил кивнул:
– Да, дело туго идет. Но тут немцы недавно обнаружили очень полезную вещь. В Гнездах растут такие кристаллы, мы их «лечилками» зовем, – если их приложить к поврежденному участку тела, регенерация идет на пару порядков быстрее. Раны просто на глазах зарастают! Сейчас наши хотят скопировать процесс – если получится, сможем попробовать лечить человека магией: знаки тут не используются. В конце концов, у филиппинских хилеров что-то такое получается, – так мы чем хуже?
Даниил с увлечением заговорил о своей работе – чувствовалось, она ему нравится. Судя по всему, жизнь у научников кипела, парень рассказывал интересные вещи, которые могли здорово пригодиться в нашей работе. Например, те же «лечилки». Или стимулятор силы, способный восстановить наполнение ослабленной оболочки. Создавая знак, мы использовали потенциал нашей оболочки: на каждый знак уходило от пяти до двадцати условных единиц потенциала. Значит, активно работая, псион мог в конце концов оказаться беззащитным – ведь восстанавливалась оболочка медленно: две-три единицы в час. Можно немного ускорить этот процесс, поспав, помедитировав или банально поев, но сомнительно, что удастся спокойно отдохнуть внутри Гнезда. Впрочем, Даниил оговорился, что стимуляторы отрицательно влияют на человеческую энергетику и лучше ими не пользоваться.
Под конец Даниилова рассказа его внимательно слушали Палач и Пивоварень, не нашедшие знакомых и потому вернувшиеся в палатку.
– Слушай, парень, ты можешь показать, как они выглядят, эти «лечилки»? Нам такие штуки завтра могут пригодиться.
– Завтра? – Я посмотрел на Пивовареня. – Собирались вроде позднее?
– Штабные решили – лучше завтра. То ли журналюжки сюда едут, то ли внизу третий уровень образуется, может, еще что. Вечером Чижов разобьет на команды, утром пойдем вниз.
Палач позвал остальных, и все вместе мы отправились в расположение научников. Кристаллы не производили впечатления чего-то полезного – просто камни со слегка колеблющейся аурой. Все эти «лечилки», стимуляторы силы, ядоловы и прочие различались между собой частотой колебания и цветом. Тем не менее, когда Даниил в качестве примера рассек себе руку, а потом приложил «лечилку» к ране, от камня пошел ясно видимый поток энергии, на наших глазах зарастивший глубокую царапину так, что даже шрама не осталось. К сожалению, у научников было по одному образцу каждого кристалла – дать его нам они не могли. Пришлось пообещать, что постараемся набрать побольше таких в Гнезде. Кроме того, Даниил просил при возможности вырезать из трупов тварей «фонящие» органы – зачем-то они были ему нужны.