Вторжение
Шрифт:
— Полный разворот! И назад!!!
— Уходим, хлопцы!!!
Именно моей сотне выпала «честь» исполнить самый ответственный маневр. И вместо того, чтобы следовать навстречу врагу, а после карокалировать с почтительного расстояния, разрядив по татарам пару пистолей, мы ждали на месте, покуда враг не приблизится… А после, скрыв дымом первого залпа свой маневр, развернули лошадей на месте — что оказалось по силам даже донцам — и ринулись назад, в сторону моста!
Подхвативший мой призыв Степан теперь нахлестывает ногайкой роскошного, тонконого гнедого жеребца, чья шерсть просто лоснится в лучах вечернего солнца… Сам же я нервно поглядываю то на атамана, то смотрю вперед, пытаясь понять, не пора ли нам осуществить очередной маневр — то оборачиваюсь назад, оглядываясь на преследующих нас татар.
А ведь ногайцы уже вновь пытаются достать нас стрелами на скаку! Один срезень так и вовсе ударил в мою кирасу, заставив вздрогнуть от неожиданности!
Однако гораздо опаснее, если стрела с широким, режущим наконечником заденет ногу коня — тогда она может рассечь сухожилья, тут же спешив наездника… Я успел заметить три подобных случая; хотя и не столь велики потери — но лишившиеся скакунов рейтары однозначно обречены.
И смерть им предстоит просто жуткая — быть раздавленными копытами ногайских лошадей…
Но пытаться помочь несчастным сейчас — это лишь сгинуть вместе с обреченными товарищами. А потому остается лишь стиснуть покрепче зубы — да пожелать служивым быстрой смерти.
Впрочем, еще можно дать «прощальный салют» в их честь!
— Приготовили самопалы!!! Цельсь… Пали!!!
Стреляем мы, обернувшись вполоборота к врагу, на скаку — так что точность последнего залпа точно оставляет желать лучшего. Но главное — мы вновь поставили за собой какую-никакую завесу!
— Все, в стороны, расходимся!!!
Горнист, следующий в середине строя (подле меня), заиграл условный сигнал — и мы с Харитонов тут же начинаем заворачивать коней в стороны друг от друга, разделяя надвое и всю сотню… Самый ответственный — и самый страшный момент: протянем хоть немного, замедлимся, и татары прижмут нас к надолбам!
…- Рейтары начнут бой, и каждая из сотен даст по два залпа из самопалов. Построимся мы как можно более широко — так, чтобы закрыть от вражеских глаз вход на мост… А вот подступы к нему, ровно, как и к воротам казачьего острожка, мы прикроем надолбами. У нас же сегодня городские казаки вышли в поле с кольями? Так вот пусть теперь эти колья быстро обстругают, да в указанном месте воткнут в снег, склонив в сторону Дикого поля. Да водой зальют, чтобы лед крепче держал — а Лермонт проследит, чтобы надолбы поставили в нужном месте… Завтра мы расположим за кольями стрельцов, две сотни — и новиков, и перевооруженных ратников. Пищали и карабины стрельцы зарядят заранее, так что первые два самых смертоносных залпа врагу обеспечены… Кроме того, Артемий Алексеевич, ты ведь хотел сегодня вытащить в поле пушки на волоковых станках?! Вот завтра их и вытащим, да зарядим пищальными пулями — залп из семи тюфяков, да картечью в упор! Что может быть милее сердцу пушкаря, да?!
Иван Сахно, к которому я обратился, хищно, довольно так оскалился — после чего уже сам добавил:
— Если грамотно стрельцов расставим, то ядра всех четырех пушек Новосильской да Водяной башни достанут до врага, да еще и из двух глухих башен попробуем дотянуться… В них правда, всего по одному тюфяку — но достанем, обязательно достанем поганых!
Алексей Каверин, прибывший держать военный совет вместе с головой пушкарей, не смог сдержать восхищенного возгласа (узнав, что мы остаемся встречать татар, он сильно переменился в общении, став очень уважительным и предупредительным):
— Вот это да! Вот это ротмистр придумал! Вот что значит, светлая голова у немца! Татары, преследуя наших всадников, наверняка напорются на надолбы — но, даже осадив коней, поганые уже никуда не денутся от залпа стрельцов да пушкарей!
Воевода, внимательно слушающий всех присутствующих, общего оптимизма, однако, не разделяет:
— А что делать будешь, фон Ронин, если уйти от татар не получится, если они прижмут рейтар твоих к кольям? Тогда что велишь нам делать?
Я поднял голову от схематичного рисунка, расчерченного прямо на снегу — и посмотрел в глаза Измайлову:
— Да, такой расклад возможен. Но только с последней сотней рейтар, она будет палить с места — а после постарается подвести поганых к самым надолбам… Если служивые не успеют уйти в стороны — примут бой. А что делать вам? Да стрелять — как обговорено.
Воевода недовольно качнул головой:
— На верную смерть служивых обрекаешь, ротмистр. Как в глаза их женкам, матерям да деткам смотреть будешь, а? Уж не лучше ли нам всем отсидеться в крепости?!
Я уже не смог сдержать своего раздражения:
— Да пойми ты, воевода! Пойми простую вещь — если и уйдет от Ельца мурза несолоно хлебавши, так ведь всю округу разорит, всех крестьян, кто в крепости за сегодня и завтра не укроется, в Крым угонит! А после — после он все равно вернется, весной или летом, и с большей силой, чем ныне! Зато детей боярских к тому времени я уже точно уведу… И не даст вам мурза спокойно жить, или сам сгинет — или Елец сожжет! Так что бить поганых нужно в поле… А что касается третьей сотни рейтар, «обреченных», как ты говоришь — вот я их и поведу.
Артемий Алексеевич не нашелся, что возразить, зато вперед неожиданно вышел донской атаман:
— И я! Моих казачков — всех в третью сотню отправим. Мы эту кашу заварили, нам ее и расхлебывать…
…- Быстрее братцы, быстрее!!!
— Алла!!!
Поганые азартно преследуют показавших спину урусов, пуская стрелы на скаку — еще не осознав, что уже влетели в ловушку! Сам же я невольно пришпорил Хунда, уступив животному ужасу перед скорой смертью — неизбежной в случае, если мы не успеем уйти от стрелецких залпов и картечного огня…
Дым от сгоревшего пороха, поставивший за нами какую-никакую завесу, уже рассеялся, и татары разглядели наш маневр. Те ногайцы, кто преследовал нас, также попытались завернуть на крылья, на развороте сильно отстав от рейтар… Но большая часть степняцкой конницы просто не смогла ни затормозить, ни свернуть в сторону от склоненных навстречу кольев! Ибо очередные ряды поганых подпирает сзади скачущая масса татарских всадников…
Так что несколько мгновений спустя, чуть позади и справа за моей спиной отчаянно закричали обреченные люди, осознавшие скорую гибель за несколько мгновений до смерти. А следом послышался оглушительный хруст ломающегося дерева — да пронзительный, режущих слух визг смертельно раненых лошадей, напоровшихся на колья со всего разбега!