Вторжение
Шрифт:
После чего незаметно для себя провалился в полузабытье — а вскоре дрема сменилась крепким, глубоким сном. И на удивление — без всяких кошмаров и жутких видений…
А проснулся я от того, что меня нещадно трясут за плечо — да над самым ухом раздался громкий, встревоженный голос Николы:
— Вставай, голова! Ляхи на дороге, в деревню прошли!!!
Рефлекторно нащупав рукоять сабли, я тут же вскочил с лежака — и едва не застонал от боли в затекших мышцах.
— Каким числом?
— Дозорные казаки доложили, что не менее трех десятков всадников, все при саблях, многие при пистолях или с карабинами. Одеты в добрые кафтаны и бекеши, а шляхтичи так и вовсе в полушубках! Бриты, как панове, да и разговарили на польском.
— Дыма от костров не почуяли?!
— Вроде бы нет, голова — да те к утру и потушили, как ты сам приказал. Прошли мимо дозора спокойно — пели что-то, зубоскалили… Что делать будем?!
Ночью мне повезло — кошмарные видения истребленных гражданских меня не преследовали. Но сейчас, как только дошло до решения, принимать нам бой с ворогом или нет — перед глазами тут же встал восковой лик убитой девушки с проломленным виском…
— Будем бить!!!
Ответил я с излишним жаром — и тут же, словно бы одернув самого себя, добавил уже спокойнее:
— Но бить с умом и оглядкой. Пошли вестового… Хотя нет, сам иди к Кожемяке и предупреди, чтобы отправил двух дозорных на нашу лыжню в сторону деревни. Ляхи, коли посмелее будут, обязательно пошлют в лес по следу доглядчиков, а то и отряд разделят. Если провороним их, сами в засаде очутимся — снежный покров не шибко глубокий, поганые сумеют пройти!
Никола, торопливо кивнув, тут же встал на лыжи и вместе с Иваном «Малым» поспешил к дозору, куда уже наверняка отправился старшой донцов. Я же, в свою очередь, обратился к Григорию Долгову:
— Гриша! Бери-ка свой десяток, и по следу наших арт на снегу двигай в сторону деревни. От стоянки саженях в четырехстах на восход увидишь низину, по вершине которой с нашей стороны растет густой кустарник. Возьмите с собой шкур овечьих, чтобы залечь было не так холодно — и дожидайтесь ляхов. Как в низинку они спустятся — а другой дороги у ворогов все одно нет — так и приголубите их свинцом с тридцати шагов… Пистоли трофейные еще с собой возьмите, что с черкасов вчера взяли, карабины — да зарядите их заново. Если вдруг панов поболе вашего будет, сгодятся… А если сильно больше — боя не принимая, отступайте! Да ты к нам посланца отправить поспеши. Все одно ляхи без лыж за вами не угонятся — а мы уже навстречу поспешим, и иноземцев встретим как следует!
— Слушаюсь, голова!
Первый десятник — и мой заместитель в походе принялся поспешно собирать своих ратников и готовить их к бою… Я же обратился к оставшимся стрельцам, уже проснувшимся — и теперь внимательно ловящим каждое мое слово:
— Братцы, ведь слышали уже от товарищей, что творят в наших деревнях ироды литовские! За такое их бить смертным боем — да бить с оглядкой, с умом. На дороге ляхов встретим, всех поганых положим — у каждого из нас ведь по пищали, да запасные нынче имеются… Но понимать нужно и другое — вороги как узнают, что черкасов кто-то перебил, уже не с песнями пойдут по дороге, а настороже, готовыми к бою. И там, где лес ближе всего к зимнику выходит, там вороги прежде всего засады ждать будут.
Я на секунду прервался, переведя дыхание — после чего продолжим с жаром, заряжая воев:
— И мы их ожидания оправдаем! Коли за деревьями потолще да покрепче встанем и схоронимся надежно, коли без команды моей никто раньше времени огня не откроет, засады не выдаст — все одно людишек литовских в землю стылую положим!
— Гойда!!!
…Я действительно решил организовать засаду в самом очевидном для нее месте — потому как сильно далеко от зимника с опушки по конным палить, только ворон смешить! Нет, бить нужно наверняка — и потому я рискнул разместить людей за наиболее толстыми вязами да дубами в тридцати шагах от дороги, отдав трофейные пищали лучшим стрелкам (хотя почитай все мои стрельцы довольно метко и быстро бьют из мушкетов). Но при этом атаковать я решил уже после того, как голова и средняя часть колонны вражеских всадников проследует место засады. Пусть расслабятся, бдительность растеряют… Кроме того, на наезженной санями, да притоптанной конскими копытами широкой тропе, метров за сто от наших лежек мы вбили в землю два кола, растянув между ними аркан чуть выше человеческой щиколотки — и замаскировав его снегом. Так, коли кто из всадников спешно рванет вперед, от наших выстрелов, то в спешке налетит на аркан — и устремится навстречу с землей вместе с лошадью, ломаю шею или конечности!
Но как метко говорится в поговорке — хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах…
Глава 3
Ожидание противника в засаде сильно затянулось — тем более, что время в предвкушении боя итак тянется вдвое, а то и втрое медленнее… При это в голову невольно лезут всякие безрадостные мысли, например: не сегодня ли мой последний день? Или — если меня ранят, успеют ли помочь соратники? Не придется ли резать руку или ногу при воспалении? А как примут дома калеку?
Вои перегорают, теряют боевой запал — да и попросту мерзнут без движения в заснеженном лесу. Кисти приходится греть в беспалых рукавицах — но даже в них ладони здорово замерзают, теряют чувствительность. А в бою из-за одеревеневших от холода, не слушающихся пальцев можно запросто опоздать с выстрелом — и тогда твоя пуля лишь рассечет воздух. Учитывая же скорость перезарядки фитильных пищалей — которая также неминуемо упадет! — первый промах может стать и последним…
В свою очередь враг, коему уже расставлен капкан, лезть в него покуда не спешит. И, увы, поторопить ляхов — мол, пора бы вам и честь знать, паны шляхтичи, мы вас уже ждать замерзли! — никакой возможности у меня нет…
Между тем интервенты, по всей видимости, занялись грабежом всего и вся — похоже, мы натолкнулись на отряд польских фуражиров. Иначе как объяснить столь долгое ожидание — не черкасскую же чернь они хоронят?! Хотя…
Но вряд ли.
…Ожидание наше затянулось часа на полтора, не менее. После чего в сторону засады повеяло довольно сильным запахом горелого — а вскоре из-за деревьев стал заметен и плотный столб черного дыма, отвесно поднимающегося к небу.
Вопрос с «резервной базой» отряда решился окончательно — жилого фонда, по всей видимости, больше нет… Но, пожалуй, это даже и хорошо — ибо нет больше и никаких сомнений на его счет. А кроме того, сжигая мертвую деревню, поляки оказали нам ценную услугу — ведь судя по прямому дымному столбу, ветра нет и на открытой местности. Следовательно, наши пули будут лететь точнее… Спасибо вам, ляхи, дали поправку!
— Никола!
Я негромко подозвал ординарца, и последний тотчас откликнулся:
— Да, голова!
— Вставай-ка на арты, молодец, да поспеши к Грише Долгову — пусть свой десяток сюда возвращает. Коли поганые зажгли деревню, вряд ли они теперь уже сунутся в лес…
Мой верный товарищ тотчас побежал к оставленным чуть в стороне лыжам, неприкрыто радуясь возможности подвигаться и пройтись по лесу рысцой, греясь на ходу. А я тотчас обратился к оставшимся стрельцам и казакам:
— Все братцы, скоро ляхи будут здесь! Варежки снимайте, пальцы начинайте растирать, грейте дыханием — чтобы в бою не подвели. Да руки и ноги попеременно напрягайте — все одно хоть чуть-чуть, но кровь разойдется.