Вторжение
Шрифт:
Томительно долго тянулись минуты. Наконец, сияя, вернулся Виктор.
— Застал! Он уже был у машины, но выронил по дороге ключи, вернулся и услышал, как телефон звонит.
— О Боже, благодарю тебя! И что… он поищет? Он скажет нам, где твой отец?
Виктор завел мотор.
— Дени тут же займется поисками, а потом позвонит нам домой. Он сказал, что могут возникнуть трудности, потому что папина аура затуманена винными парами. Но ты не бойся, мы его найдем, я тоже буду искать. Только отвезу тебя домой.
— Мне надо отпроситься у мистера Ловетта, а то он рассердится…
Виктор
— Не рассердится. Я все ему объяснил. Могут же быть у человека семейные обстоятельства. Не волнуйся, Maman. — Он достал из бардачка чистую тряпку и утер ей слезы, потом наклонился и теплыми губами дотронулся до ее щеки.
Солнышко немного повеселела, послушная воле высокого, сильного и властного юноши, как две капли похожего на Дона в молодости, перед которым двадцать три года назад так же не смогла устоять.
— Я понимаю, Виктор, — сказала она, — в последнее время тебе очень трудно и ты ожесточился… Но отцу надо помочь… хотя бы ради меня.
Виктор крепко стиснул руль, глядя прямо перед собой, и медленно вывел машину со стоянки.
— Предоставь все мне… И пристегни ремень.
Дона разбудила зверская жажда, полный мочевой пузырь и пронзительный гомон лесных птиц.
Набрякшие веки неохотно приоткрылись, впуская рассветный туман. Суставы ниже пояса онемели, а выше — разламывались от боли. Черепная коробка вот-вот взорвется, не в силах вместить распухшие мозги. Он выругался, обращаясь то ли к Богу, то ли к дьяволу, и спросил себя, куда его занесло на этот раз.
Обычная субботняя пьянка. Обычное воскресное похмелье. Но почему-то он не в своей машине, а в «эскорте» Солнышка. Какого черта?.. Ах да, его «ниссан» в ремонте, вот он и взял ее машину.
Окна плотно закрыты и запотели. Дон протер стекло, но оказалось, туман не только за ним, но и в глазах. Он с трудом различил гигантские силуэты с длинными щупальцами, словно бы на шарнирах. Маленький автомобиль почти уперся в бок какого-то механического чудища. А над крышей угрожающе нависали разверстые челюсти стального циклопа. Продрав наконец глаза, он прочел табличку.
ДРЕВЕСИНА РЕМКО, ЛТД., БЕРЛИН, Н. — Г.
Выплюнув еще одно ругательство, откинулся на сиденье. Монстр с жуткими челюстями — их новая валочно-пакетирующая машина, самодвижущийся лесоруб, способный одним ударом косить стволы двухфутового обхвата. Вокруг расставлено другое тяжелое оборудование: гидравлический погрузчик, рубильная машина, на которой он сам работал, сучкоруб, вторая валочная машина, едва различимая в густом тумане.
Выходит, он на своей собственной делянке, в верховьях реки.
Прошедшая ночь почти совсем стерлась в памяти. Последнее отчетливое воспоминание — городок Эррол, в тридцати милях к северу от Берлина, куда он ворвался после дикой гонки по проселочным дорогам. Преследуемый злобными голосами, он так и не решился вернуться за Солнышком. Вместо этого стал пробираться на запад, к Хановеру и Дартмуту вдоль границы Нью-Гемпшира с Вермонтом.
Тогда почему же он не на западе, а на севере, близ Эррола? Да еще зачем-то потащился на делянку!..
Дон открыл дверцу, вылез и едва удержался на ногах. Сторожка! Там есть вода, кофе, может быть, даже что-нибудь из провизии и полбутылки бренди в аптечке. Он справил нужду прямо на борт рубильной машины, которой Виктор так гордится. Пусть знает, сукин сын!
Он возился с замком сторожки и вдруг услышал шум мотора.
Затем его ослепил вынырнувший из тумана свет. Он в ужасе застыл, глядя на приближающегося черного мастодонта. «Шевроле» Виктора!
В уме отца зазвенел властный голос сына:
Стой, отец.
Свет фар и принудительная сила держали его, точно загипнотизированную букашку. Машина остановилась ярдах в двадцати, Виктор вышел.
Дон. Это они тебя навели, да? Они подсказали, как разделаться с отцом, которому ты всем обязан?
Виктор. Ты их выдумал, Papa. Ты болен, и давно. Я не виновен, что твой ум оказался не приспособленным для такой нагрузки.
Дон. Не подходи!.. Ты слышал, как я разорялся там, в «Быке»?
Виктор. Конечно. Ты сам этого хотел.
Дон. Псих! Такой же псих, как я! Чего ради мне хотеть, чтобы ты слышал, как я назвал тебя… назвал тебя…
Виктор. Вором.
Дон. Вот и есть! Я всему тебя обучил, только не этому. Воровать ты у них научился!
Виктор. Не глупи. Ты уже не в «Быке», и твои душещипательные сцены никого здесь не тронут. Тебе хочется умереть — так ты себя ненавидишь, но уйти достойно, по-мужски, духу не хватает, вот и упиваешься вусмерть.
Дон. Все вы против меня! И Роги, и Дени, и ты… Все подонки! Бросили меня одного им на растерзание!
Виктор. Их нет, Papa. Они — это ты.
Дои. Сукинсынублюдоктварьпаскудная…
Виктор. Да, ты. В них вся твоя подлость, трусость, эгоизм. Ты сломался под тяжестью собственного дара, и теперь тебе одна дорога — на свалку. С тобой стало опасно иметь дело… Да и Дени скоро будет здесь. Пока ты еще не проснулся, а как только совсем очухаешься, на тебя уже не будет управы. К счастью для меня, Дени водит очень осторожно. К счастью для меня и к несчастью для тебя…
Дон. Что… что ты задумал?
Виктор. То, чего ты от меня ждешь. С тобой произойдет несчастный случай. По пьянке всякое бывает!
Слепящие фары погасли, и теперь только темный силуэт маячил в тумане. Дон скрючился у сторожки, протирая глаза. Увидел, как Виктор сел в машину и отъехал. В уме опять зазвучал страшный голос.
Тебе конец!
Огромный дизельный мотор новой валочно-пакетирующей машины, чихая, завелся. Пила, укрепленная на длинной шарнирной стреле с грозным шипением взмыла на высоту его груди. И монстр на гусеничном ходу стал надвигаться на него. В кабине пусто. Прежде чем Дон успел крикнуть и отбежать, он увидел, как сами собой работают рычаги управления, и услышал беззвучный смех.